Прилив
Шрифт:
— Почему ты спрашиваешь?
— Потому что ты не здесь.
Линн очень хорошо знала мужа. Бертиль ушел в свои мысли, как только взял бокал с вином. Обычно с ним не случалось такого. Он умел четко разделять дела и дом, дома он полностью принадлежал жене. Здесь всегда были только он и она. Ощущали связь друг с другом. Но не сейчас.
— Это из-за демонстраций?
— Да.
Бертиль соврал. О том, чтобы сказать правду, не могло быть и речи.
— Подобное происходит не впервые, почему ты так беспокоишься в этот раз?
— Дела пошли хуже.
Даже Линн заметила это.
— Может, ты хочешь поговорить о чем-нибудь? Что мы могли бы…
— Нет. Не сейчас, я очень устал. Королю понравилось твое платье?
На этом разговор закончился.
Как бы то ни было, здесь по-прежнему остались только он и она. И как это называла Линн, на двуспальной кровати они были в ударе. Все прошло быстро, но «удовлетворительно». И с не типичным для Бертиля энтузиазмом. Как будто в постели он компенсировал недостаток чего-то. Так показалось Линн. Она воспринимала это совершенно спокойно, пока дело касалось проблем на работе, а не чего-то другого.
Когда Линн уснула, Бертиль тихо встал. Закутавшись в элегантный серый халат, он вышел на террасу, не включая свет, вытащил мобильный и зажег маленькую сигариллу. Курить он бросил несколько лет назад, но сегодня вдруг купил пачку по пути домой. На самом деле — совершенно не задумываясь. Слегка дрожащими руками Бертиль включил мобильный, подождал и увидел, что получил четыре сообщения. Первые два — поздравления от людей, для которых важно было сохранять с Магнуссоном хорошие отношения. Третье — тишина. Может, от кого-то, кто передумал оставлять сообщение или для кого хорошие отношения не важны. И, наконец, четвертое. Отрывок записанного диалога.
— Я знаю, что ты готов на многое, Бертиль, но на убийство?
— Никто не сможет связать его с нами.
— Но мы же знаем.
— Мы ничего не знаем… если не хотим. Почему ты так переживаешь?
— Потому что убит ни в чем не повинный человек!
— Это твое толкование…
— А какое твое?
— Я решил проблему.
Еще несколько реплик. Из того же разговора. Между теми же людьми. Которые говорили о решенной проблеме много-много лет назад. Сегодня она вдруг повлекла за собой новую. Проблему, для которой у Бертиля не было решения. Когда возникали проблемы, он обычно делал звонок, и проблема решалась. Магнуссон звонил различным партнерам по всему миру и решал всевозможные проблемы. В этот раз звонить было некому. Это ему позвонили. Он ненавидел ситуацию. И ненавидел Нильса Вента.
Обернувшись, Бертиль увидел Линн, которая наблюдала за ним из окна спальни. Он молниеносно спрятал сигариллу за спиной.
Веру разбудил звук. Звук, ей незнакомый. Ворвавшийся в ее сон и заставивший приподняться на локте. Соседняя койка пустовала. Может, это Йелле? Вышел помочиться или что-нибудь в таком
Удар пришелся прямо в лицо. Веру отбросило назад, и она упала на койку. Изо рта и носа хлестала кровь. Один из парней забрался в фургон до того, как она успела подняться, и еще раз ударил ее. Но Вера была не лыком шита. Она увернулась, вскочила, бешено размахивая руками, и начала драться. Теснота делала драку хаотичной. Парень бил, Вера била, и когда второй парень вошел с включенной камерой на мобильнике, он понял, что нужна его помощь, чтобы угомонить бабу.
Теперь драка шла один против двух, слишком много для Веры. А поскольку она яростно сопротивлялась, то и отпор получала жесткий. Противоборство длилось уже десять минут, когда Вера получила мощный удар баллоном прямо в переносицу и упала на пол. Еще через пару минут ударов ногами она потеряла сознание. Когда Вера перестала шевелиться, голая и вся в крови, один из парней снова включил камеру.
В нескольких километрах отсюда на полу разваливающегося деревянного сарая сидел одинокий мужчина и боролся со своей ничтожностью. Сбежал, как крыса. Он осознавал, что почувствует Вера, когда проснется, и как посмотрит на него, когда они снова встретятся, а у него не будет приемлемого объяснения. У него не будет вообще никакого объяснения. Лучше всего больше никогда не встречаться.
Так думал Йелле.
Тихий ветер подгонял редкие падающие на землю прошлогодние листья, между деревьями виднелся сверкающий фьорд, с другой стороны раскинулись горы и лес, а где-то здесь, на открытом пространстве, в зоне отдыха, муниципалы построят трассу для бега. Вот только избавятся от паршивого фургона.
Арво Пярт, прихрамывая, шел через лесной массив над фьордом. Идти было трудно, мешала боль в мышцах. Футбольный матч накануне вечером не прошел незамеченным. Но два гола затмевали физическую боль. К Вере Арво шел из-за другой боли. Ночью он неожиданно встретил парня у озера Трекантен, они неплохо выпили, опустошив несколько банок, и вдруг парень рассвирепел:
— Да ни хрена ты не Арво Пярт!
— Что ты, твою мать, несешь?
— Арво Пярт пишет музыку, знаменит, так какого хрена ты называешь себя Арво Пяртом?! Ты что, придурок?
Арво Пярт, который довольно давно и основательно вытеснил из сознания свое настоящее имя — Силон Карп, сначала не на шутку разозлился, потом получил удар в челюсть и под конец заплакал. Почему ему нельзя называться Арво Пяртом? Он же и есть Пярт!
Теперь он ковылял к фургону Одноглазой Веры. Он знал, что там его утешат. Вера умела залечивать раны тех, кому пришлось несладко. Она знала, что он — Арво Пярт.
— Вера!
Пярт постучал дважды, а теперь перешел на крик. Просто так открыть дверь было нельзя, Вера могла разозлиться.