Приложения к Ревизору
Шрифт:
Анна Андреевна. Я думаю, с каким там вкусом и великолепием даются балы.
Хлестаков. О, балы там отличные: подадут вам десертную тарелочку, так это просто объядение, или какой-нибудь пирог, [какой-нибудь этакой пирог] что сам он горяч так, что вы не можете взять в рот, а в середине мороженое, холодное, вот как лед. Да, я каждый раз бываю на этих [на этаких] балах: там у нас и вист свой составился. Министр, французский посланник, английский, немецкий посланник и я. И как только иногда как-нибудь замешкаюсь, то уж посланники и говорят: “Да где ж Иван Александрович? послать за Иваном Александровичем!” И как начнем играть — то просто я вам скажу, что уж ни на что не похоже. Так уморишься, так уморишься, что как взбежишь к себе на лестницу в четвертый
Городничий, подходя и трясясь всем телом силится выговорить. А ва ва ва… ва.
Хлестаков. Что такое? вы что-то говорите.
Городничий. А ва ва ва… ва.
Хлестаков. Не разберу ничего.
Городничий. Ва ва ва… шество, превосходительство, не прикажете ли отдохнуть?.. вот и комната и всё, что нужно.
Хлестаков. Отдохнуть? Извольте, извольте, я готов. (Встает.) Прощайте, сударыня! [Отдохнуть? хорошо, мне точно, что-то немного… (встает), вы меня извините, сударыня] право чрезвычайно хочется спать. Завтрак был у вас хорош (входит [уходит] в боковую комнату, за ним Городничий [Городничий за ним]).
Те же кроме Хлестакова и Городничего.
Бобчинский, Добчинскому. Вот это, Петр Иванович, какой важный человек. Я никогда [Я ей, ей никогда] еще не был в присутствии такой важной персоны. Я чуть не умер со страху. [со страху — ей, ей!] Как вы думаете, Петр Иванович, кто он такой?
Добчинский. Я думаю, что чуть ли не генерал.
Бобчинский. А я думаю, что генерал ему и в подметки не станет! а когда генерал, то уж разве сам генералиссимус. И во дворец ездит! пойдем, Петр Иванович, расскажем об этом Аммосу Федоровичу и Коробкину. Они еще
Добчинский. Прощайте, кумушка.
Артемий Филипович, Луке Лукичу. Такой знатный человек; а мы даже и не в мундирах! С эдакою молодостию, да такие должности отправляет. Ах, боже мой! Когда бы, в самом деле, что-нибудь не досталось. Прощайте, [Артемий Филипович (Луке Лукичу). Шутите! С этакою молодостию да такие должности отправляет. Я еще, признаюсь, никогда такова ревизора не видел. Прощайте] сударыня! (Уходит, за ним Лука Лукич.)
Анна Андреевна и Марья Антоновна.
Анна Андреевна. Ах, какой приятный!
Марья Антоновна. Ах! милашка!
Анна Андреевна. Но только какое тонкое обращение! сейчас можно увидеть столичную штучку. Приемы и всё это такое… Ах, как хорошо! я страх люблю таких молодых людей! я просто без памяти. Он однако ж меня очень поправил: я заметила — всё на меня поглядывал. [на меня смотрел]
Марья Антоновна. Ах, маминька, он на меня глядел. [Ах, маминька, видите ли какие вы, он больше на меня глядел]
Анна Андреевна. Пожалуста с своим вздором подальше! Это здесь вовсе неуместно.
Марья Антоновна. Нет, маминька, право.
Анна Андреевна. Ну вот! Боже сохрани, чтобы не поспорить! нельзя да и полно. Где ему смотреть на тебя? и с какой стати ему смотреть на тебя?
Марья Антоновна. Право, маминька: всё смотрел. И как начал говорить о литературе, то взглянул на меня, и потом когда рассказывал как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел на меня.
Анна Андреевна. Ну, может быть один какой-нибудь раз, да и то так уж, лишь бы только. А, говорит себе: “Дай уж посмотрю на нее”.
Те же и Городничий.
Городничий, входит на цыпочках. Чш… ш… [Тс… тс!]
Анна Андреевна. Что?
Городничий. Прилег отдохнуть. Боже вас сохрани тут как-нибудь шуметь. Так совсем ошеломило! страх такой напал: еще такого важного человека никогда не видел [“еще такого ~ не видел” нет] (задумывается); с министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… чорт его знает, не знаешь, что и делается в голове, как будто стоишь [В первых изданиях опечатка: стоим] на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Анна Андреевна. А я никакой совершенно не ощутила робости, я просто видела в нем образованного светского, высшего тона человека, а о чинах его мне и нужды нет.
Городничий. Ну, уж вы — женщины. Всё кончено, [всё конечно] одного этого слова достаточно! Вам всё [всё это] тралала. Вдруг брякнут ни из того, ни из другого словцо. Вас высекут да и только, а мужа и поминай как звали. Ты, душа моя, обращалась с ним так свободно, как будто с каким-нибудь Добчинским.
Анна Андреевна. Об этом я уж советую вам не беспокоиться. Мы кой-что знаем такое… (посматривает на дочь).
Городничий один. Ну, уж с вами говорить!.. Эка в самом деле, оказия! До сих пор не могу очнуться от страха (отворяет дверь и говорит в дверь: [“в дверь” нет]) Мишка, позови квартальных Свистунова и Держиморду: они тут недалеко где-нибудь за воротами. (После небольшого молчания) Чудно всё завелось теперь на свете; народ всё тоненькой, поджаристый такой. — Никак не узнаешь, что он важная особа. Однако ж как он ни скрывался, а наконец-таки не выдержал и всё рассказал. Видно, что человек молодой.
Те же и Осип, все бегут ему навстречу и кивают пальцами. [кивают ему пальцем]
Анна Андреевна. Подойди сюда, любезный!
Городничий. Чш!.. что? что? спит?
Осип. Нет еще, немножко потягивается.
Анна Андреевна. Послушай, как тебя зовут?
Осип. Осип, сударыня.
Городничий жене и дочери. Полно, полно вам! (Осипу) Ну, что, друг, тебя накормили хорошо?
Осип. Накормили, покорнейше благодарю, хорошо накормили.
Анна Андреевна. Ну, что, скажи: к твоему барину слишком, я думаю, много ездит графов и князей.