Примерный сын
Шрифт:
– Да-да, конечно, прости, – поспешно говорю я и, словно не желая, чтобы он видел этот хаос,
царящий в гостиной, с китайцами, проклятым оптическим волокном и сестрой, пришедшей постелить на дырки эти чертовы шерстяные, изъеденные молью половики, я веду отца в свою комнату. По коридору он идет непринужденно, в конце концов, это ведь его дом. В моей комнате он подходит к стеллажу и окидывает взглядом корешки компакт-дисков.
– У тебя много дисков.
– Ну… у меня их еще больше на жестком диске
что вспоминаю и направляюсь к этажерке, где храню виниловые пластинки. – Посмотри, ты помнишь? “La puerta verde” (“Зеленая дверь”), твоя пластинка Los Llopis [прим: Los Llopis – кубинский музыкальный семейный квартет, популярный в 1960-е годы ].
– Ну и ну. А для чего ты хранишь это старье?
– Вот тебе на, – отвечаю я, немного удивленный. – Порой мне забавно послушать пластинки, это
мое лакомое блюдо. – Все это я говорю, гордо демонстрируя свой микшерный пульт.
Отец меняет тему разговора:
– Этот компьютер гораздо лучше того, что я тебе подарил.
– Понимаешь, с тех пор технология сильно продвинулась вперед, но для своего времени тот
компьютер был очень хороший, он и сейчас еще работает. – Внезапно мне кажется, что я встал на шаткую и топкую болотистую почву, и я оправдываюсь, пытаясь разрулить ситуацию. – Видишь ли, теперь есть одна вещь под названием интернет, и тот компьютер… в общем, он не был готов к таким нагрузкам, он не потянул бы.
Отец ничего не отвечает, словно я вскользь намекнул на течение времени, на прогресс, который он,
всегда так увлекавшийся последними технологиями, упустил из виду из-за собственной смерти.
– С интернетом нет нужды копить диски в доме, у тебя в один миг есть доступ к любой вещи, но я
храню все твои пластинки. Вот, посмотри, они все.
И снова неловкое молчание, вот черт! Я снова указываю на пластинку Los Llopis. Ради всего
святого, какого черта на пластинку с “Зеленой дверью”.
– Да-да-да, я вижу, – отвечает отец, а я иду и спотыкаюсь о стул. Вместо того, чтобы рассмеяться,
он задает мне вопрос: – Я могу присесть?
“Почему ты не можешь сесть? Это твой дом, все это мы сохранили для тебя, ожидая, что
ты вернешься”, – думаю я, не в состоянии произнести ни звука, как обычно происходит во сне. Точнее, во сне и наяву. Я пытаюсь исправить неисправимое:
– Конечно-конечно, извини. Куда ты хочешь сесть? Не хочешь снять пальто? Желаешь что-нибудь
выпить? Я уже пил джин-тоник. Хочешь бокальчик?
Я говорю о джин-тонике и глазом не моргнув, будто когда-нибудь пил его дома по ночам в
одиночестве. Если и пил, то разве что пиво. Это отец пил джин-тоник, когда я был ребенком.
– Нет-нет, спасибо,
Я не понимаю, к чему относится то, что он не может ничего пить. К его старым недомоганиям? А
может, просто к его нынешней бестелесной сущности или чем там оно было? Но на этот счет я помалкиваю и спрашиваю:
– А кока-колу? Хочешь колу? Или пепси, мама по-прежнему предпочитает пепси. А может,
аквариус? [прим: Aquqrius – слабогазированный прохладительный напиток со вкусом лимона и апельсина, официальный напиток барселонской олимпиады 1992г, товар компании Coca– Cola] Это то, что надо. Ты знаешь аквариус?
Я не так представлял эту встречу. Сотни раз я хотел встретиться с отцом, но иначе. Конечно же, не
как простофиля-официант, тупо рекламирующий прохладительное. Я уже выхожу из комнаты на поиски всем известного аквариуса, но слышу его тихий, спокойный голос, словно укоряющий меня в излишне энергичном, ребяческом гостеприимстве:
– Сядь сюда, успокойся. Давай поговорим. Ты не хочешь поговорить со мной?
Отец сел на единственный в комнате стул, и я собираюсь сесть на кровать прямо напротив него, но
вдруг осознаю, что не могу пошевелиться. На мне доспехи средневекового рыцаря, а точнее Железного Дровосека, и они мешают мне двигаться. Отец смотрит на меня и ничего не говорит, а я замечаю его бледность и усталый вид, как в последние годы жизни.
– Как ты? Чем занимаешься? – спрашивает он. Я пытаюсь снять с себя латунные доспехи, но не
тут-то было. Делать нечего, и я решаю с этим смириться.
– Да нормально, работаю в магазинчике канцтоваров. Знаешь, типографию нам пришлось закрыть.
Со всей этой всеобщей информатизацией приходилось вкладывать немало денег, и мама подумала, что…
– Все это я знаю. Я имею в виду твои планы. Над чем ты работаешь, куда идешь…
– Ах, это. Иногда я подумываю, не стоит ли нам нанять продавщицу и купить сканер и принтер.
Даже не знаю. Думаю, так мы получали бы гораздо больше, не только из-за возможности копирования документов, но и потому, что так больше народу заходило бы в наш магазинчик, поскольку за плату они могли бы пользоваться оргтехникой, но... – Внезапно у меня пропадает желание продолжать разговор. Мои слова кажутся мне незначительными, а рассказ неинтересным. – Там видно будет.
– А твоя невеста?
Вопрос отца сбивает меня с толку.
– Невеста? – недоуменно переспрашиваю я.
– Да, та девушка, которая училась с тобой. Ну та, что так часто звонила.