Приметы весны
Шрифт:
Коваль принялся утешать Шурочку.
— Ну что ты, в самом деле… Такие страхи изобразила. Идем в кино. Постою в очереди или на руках билеты куплю.
Билетов «на руках» не оказалось, и Коваль терпеливо стал дожидаться своей очереди. Шурочка стояла рядом. О домашних делах здесь говорить неудобно было, о заводских тоже. Стояли молча, переминаясь с ноги на ногу и прислушиваясь к разговорам других.
Было тоскливо и скучно. Коваль даже обрадовался, когда услышал вдруг знакомый голос:
— Здравствуйте,
К нему подошла Вера Павловна.
Коваль смущенно пожал ее руку.
— Мстислав Михайлович стоит там сзади. Нам наверняка не достать билетов на этот сеанс. Я говорю ему: посмотрю, — может быть, знакомого увижу, попрошу взять билеты и нам. Это не затруднит вас?
— Нет, нисколько… Я с удовольствием… Знакомьтесь, Вера Павловна: моя жена.
Вера Павловна пожала руку Шурочки и сказала:
— Теперь я понимаю, почему вас никогда не увидишь с Александрой Прохоровной. Такую хорошенькую жену страшно выводить из дому: уж слишком большое искушение для сильного пола.
Шурочка зарделась от удовольствия и в свою очередь сделала комплимент Вере Павловне:
— Вы самая красивая у нас в городе.
Вера Павловна что-то скороговоркой произнесла о своей старости и пошла за Гусевым. Он любезно поздоровался с Шурочкой и Ковалем. Тем временем подошла очередь, и Коваль взял билеты.
До начала сеанса оставалось еще минут сорок, и Вера Павловна предложила прогуляться по скверу.
Женщины сразу нашли общий язык. Узнав, что Шурочка работает в библиотеке, Вера Павловна заговорила о книгах.
— Вы читали Дос-Пассоса? «Сорок вторую параллель»? Божественная вещь! Так своеобразно написано. Эти кинокадры на манер предисловия. Вначале я, откровенно говоря, не разобрала как следует, в чем дело, и готова была уже бросить книгу. Потом увлеклась. Очень оригинально. У нас так не пишут, западный стиль. Правда?
Шурочке «Сорок вторая параллель» не нравилась, но спорить с Верой Павловной не хотелось, и она сказала только:
— Чересчур сложная форма, по-моему, и рядовые читатели берут без особой охоты.
— Пожалуй, вы правы, — поспешила согласиться Вера Павловна. — Это книга на особого читателя. На рафинированного, так сказать… Книги, в известной мере, можно сравнить с женскими модами. Уровню культуры женщины соответствуют и ее представления о фасоне одежды. Вот смотрите, идет девушка. Ее фамилия Иващенко… Вы знаете ее? Я тоже случайно познакомилась. Ее мать прекрасно шьет, но фасона выбрать не в состоянии. Я уверена, что вы такое платье не надели бы… Это сейчас уже не модно. Сейчас шьют косой клеш в талию, рукава «окорок», чтоб пышно было, и недлинные. А вообще, когда я была в Москве, мне сказали, что очень модны троакары. Из любого материала…
Мужчины молчали.
— Что мы всё о модах и платьях! Мы как-нибудь встретимся с вами наедине, — сказала она Шурочке, — и тогда уж вволю наговоримся о наших женских делах… Вы слышали, — обратилась она к Ковалю, — Синицына посадили. Говорят, что он враг народа… Сейчас всех сажают. Ужас!
— Ну что ты говоришь, Верочка? — вмешался Гусев. — Если человек не виновен, его не посадят. Наверное, заслужил.
Коваль искоса взглянул на Гусева и подумал: «Совсем иначе заговорил, чем раньше. Уже не болтает… Сам, небось, боится».
Но Вера Павловна заговорила уже о другом. Она расспрашивала Шурочку о расположении комнат в квартире, о соседях. Шурочка мигом выложила все свои домашние заботы: соседи сварливые, рамы рассохлись, бак в кухне не греет воду для ванной, мебели нет — в квартире хоть в футбол играй, как говорит Миша…
— Почему же вы не купите? — удивилась Вера Павловна. — Сейчас в магазинах появилась мебель.
Не требовалось особой дипломатии, чтобы выяснить, в чем дело. Шурочка старалась избежать щекотливого объяснения, но Вера Павловна быстро докопалась до истинной причины. Она взяла Шурочку под руку и сказала тихо, но так, чтобы слышал и Коваль:
— Вы простите меня, что я осмелюсь предложить вам взаймы… Мы не достаточно близки с вами. Но, поверьте, я от чистого сердца. У нас есть деньги. Мы могли бы дать взаймы две — три тысячи… Или сколько вам понадобится. Со временем возвратите.
Коваль запротестовал, сказав, что поставил себе за правило не залезать в долги.
— Нет правила без исключения, — возразила Вера Павловна. — Ничего худого не вижу в том, что вы в виде исключения возьмете у нас… Ведь это вам нужно!
— Не так уж спешно, — буркнул Коваль.
— Мне кажется, вы ошибаетесь, — настаивала Вера Павловна. — Вы начальник цеха, к вам приходят люди… Наконец, на завод иногда приезжают иностранные делегации. Могут вдруг заявиться к вам на квартиру… Вы же понимаете, как неудобно получится: начальник цеха, советский инженер — и квартира не обставлена.
— Вера Павловна права, — сказал Гусев. — Таких вещей нельзя не учитывать.
Коваль промолчал.
После окончания сеанса еще долго гуляли в сквере. Прощаясь, Вера Павловна настойчиво приглашала Шурочку заходить. И Гусев — тоже, добавив, что всегда рад видеть в своем доме Коваля.
— Ты напрасно наговаривал на них, — сказала Шурочка, когда они остались одни. — Хорошие люди.
— Может быть, — отозвался Коваль, хотя от всего разговора у него снова остался какой-то неприятный осадок.