Приметы времени
Шрифт:
– Послушайте, что вы молчите? Что сказала Нина?
– Она, вас защищает. Но поскольку Нина лицо заинтересованное, то ее показания не в счет. И я обязан для профилактики сообщить о сегодняшнем инциденте в вашу управу. И еще подключу средства массовой информации. Они с удовольствием опубликуют материалы о человеке, занимающим высокую должность.
– Зачем вам меня губить? Пользы никакой! Лучше скажите, сколько я должен заплатить за молчание?
– Тут ты промахнулся. Я честный сыщик и взяток не беру.
– Вы меня неправильно поняли.
Силов без сочувствия смотрел на подрагивающие от страха руки чиновника. И тут ему пришла в голову удачная идея:
«А может, и вправду заставить его сделать что-нибудь полезное для людей? Теща уже два года пишет жалобы с просьбой перенести автобусную остановку поближе к пенсионному отделу. А то старикам приходится ковылять полквартала от метро. Вот пусть этот Дон Жуан хренов о благом деле и позаботится».
Услышав предложение сыщика, чиновник искренне обрадовался и сразу согласился в ближайшее время решить вопрос. И Силов искренне удивился, что чиновник может так легко решить столь сложную задачу. Не очень веря в полученное под давлением обещание, сыщик отпустил горе любовника.
Прошли две недели. Чехарда новых криминальных событий постепенно вытеснила образы юных воришек, врача, купившего у них краденый ноутбук, и чиновника из управы, ставшего жертвой чересчур бдительной старухи. Выпросив, наконец, у начальства выходной день, Силов в приятном безделье сидел перед телеэкраном, вяло нажимая на кнопки дистанционного пульта. На экране одно изображение сменяло другое.
Внезапно Силов замер. Сомнений не было: по кабельному каналу выступал знакомый сыщику представитель управы. Этот лощеный самоуверенный тип совсем не был похож на жалкого, дрожащего от страха человека, униженно умоляющего не предавать гласности его кобелиные похождения.
Силов усилил громкость, и комнату заполнил сочный баритон:
– А еще с гордостью сообщаю, что мы, идя навстречу пожеланиям населения, изменяем маршрут автобуса и переносим остановку ближе к пенсионному отделу. Это решение нашей управы ещё раз подтверждает, что мы чиновники неуклонно соблюдаем интересы простых людей, которые являются подлинными хозяевами в нашем округе.
Силов усмехнулся и, утопив кнопку пульта, погасил экран. Уж он-то точно знал, у кого в руках находится подлинная власть.
Новогодний подарок
Кизил еще раз нажал на кнопку звонка и вновь напряженно прислушался. Ни звука. И он повернулся к Плоту:
– Давай, действуй!
Низкорослый парень, бесцеремонно отстранив Кизила в сторону, достал из кармана связку ключей и, отложив подходящие по конфигурации, начал поочередно вставлять их в замок. Наблюдающий за ним Кизил, судорожно глотал от волнения воздух и постоянно вытирал со лба обильно выступающий, несмотря на декабрьскую стужу, пот.
Наконец, замок недовольно щелкнул и открылся. Воры шагнули в полутемную прихожую. В
– Опять вытащили пустой номер. Нищета!
– Ничего и здесь найдём, чем поживиться. Вон рядом с телевизором ноутбук лежит. Ещё в буфете посмотри. Может быть, там фамильное серебро завалялось.
Плот с раздражением вытащил и с грохотом бросил на пол позвякивающие ложками и вилками ящики:
– Ничего. Берём ноутбук и телевизор, и уходим!
– Подожди! Видишь, на стене картина висит? Может быть, она больших денег стоит.
Плот с сомнением посмотрел на портрет девушки в белом платье, кокетливо прикрывающей свою рыжую головку от солнца большим летним зонтиком. Но затем, решившись, подставил стул и начал снимать картину.
Внезапно со стоящего в углу широкого дивана кто-то жалобно произнес:
– Портрет хоть оставьте, в покое. Это еще мой дед свою невесту рисовал. Картина любительская, а мне дорога как память.
Надтреснутый старческий голос звучал протяжно с жалобными интонациями. Раздраженный своим невольным испугом, Кизил злобно воззрился на худое, высушенное годами тело хозяйки, которое принял в полутьме за взгорбившиеся складки плохо заправленного одеяла:
– Смотри-ка, эти святые мощи еще что-то вякают. Молчи, старуха, пока последний дух из тебя не выбил.
А Плот, резко сорвав картину с крючка, спрыгнул со стула и передразнил старуху:
– Дорога, как память! А жизнь тебе, значит, не дорога?! Лежи тихо! И раньше чем через час не вздумай шум поднимать!
Воры поспешно направились к выходу. Услышав, как захлопнулась за ними дверь, хозяйка, тяжело кряхтя, стала подниматься с дивана. Ослабленные долгими годами пружины натужно заскрипели, словно жалуясь на свои несчастья и хворобы. Добредя до телефона, старушка плохо слушающимися искривленными ревматизмом пальцами сняла трубку. Но испуганно покосившись на дверь, не решилась позвонить в полицию: «А вдруг эти бандиты подслушивают снаружи?! Еще вернутся и прибьют! Нет, лучше дождусь Николая. Пусть он уж сам похлопочет, чтобы вернуть портрет бабки Лизаветы. Я уж так его всегда берегла!»
И старушка зарыдала, словно ребенок, у которого отняли любимую игрушку. Она не знала, сколько прошло времени, прежде чем на пороге возникла высокая худая фигура сына, держащего в руке большую плетеную корзину. Дворняга Жулька прошмыгнула мимо хозяина в комнату и энергично стряхнула с себя налипший на шерсть снег.
Буров открыл корзину, выпуская на волю обезьяну, попугая и рыжего кота. Утомившиеся от долгого неподвижного сидения в тесноте, звери шумно разбрелись по комнате. До Бурова донеслись жалобные всхлипывания. Николай включил свет и поспешил к сидящей на диване матери. Выслушав сбивчивый рассказ о краже, лишь сокрушенно покачал головой: