Прими день грядущий
Шрифт:
– В чем дело, Люк?
– Это Мария. Моя жена.
Сердце девушки запело от той гордости, которая слышалась в его голосе, но, заметив потрясенные лица окружающих, она похолодела.
– Люк, – начала Мария. – Сейчас не время…
– Краснокожая?! – звенящим от гнева шепотом произнес Рурк.
Мария даже вздрогнула под его полным ненависти взглядом.
– Послушай, Па…
– Нет, это ты послушай! – Рурк яростно ткнул пальцем в грудь сына. – Ты не имеешь права вот так запросто врываться сюда во
Люк напрягся, стараясь сдержать свой гнев, но ему это плохо удалось.
– Мария слишком многое пережила. Я не позволю оскорблять ее!
– Оскорблять ее?! Господи, подумай, о чем ты говоришь! Вспомни, что шони сделали с твоей семьей! Они столько лет пытали и мучили Бекки, доведя ее почти до безумия!
– Ай-ай, – протянул Хэнс, подходя к брату со стаканом виски в руке. – Да это же маленькая скво из заведения мисс Нелли! – его взгляд лениво скользнул по Марии.
– Нел Вингфилд? – с ужасом прошептала Женевьева.
Хэнс усмехнулся:
– Очевидно, мой маленький братик еще не рассказал об этом? Да, она работает у Нел Вингфилд. Если бы не присутствие здесь дам, я мог бы сообщить подробности…
– Так ты привел в нашу семью индейскую шлюху? – подобно грому загремел Рурк.
Неожиданно в воздухе мелькнул кулак Люка и попал отцу прямо в челюсть. Рурк отшатнулся, но не столько от удара, сколько от самого факта, что сын поднял на него руку. Женевьева прикрыла ладонью рот, чтобы не закричать от стыда и отчаяния.
В этот момент в комнате появилась Айви, держа под руку Ребекку. Айви остановилась, сразу почувствовав, что происходит что-то неладное. Ребекка обвела взглядом оркестр, который, наконец, перестал играть; отца и брата – они стояли друг против друга и тяжело дышали, – и увидела Марию, в кожаном платье, поношенных мокасинах, с намазанными жиром косами.
Крик Ребекки прорезал воздух, заставив содрогнуться от ужаса даже самых стойких из гостей.
Она вопила непрерывно, сжав на груди руки и отступая от Марии до тех пор, пока не уперлась спиной в стену.
Ни у кого не осталось сомнений, что приступ истерии у Ребекки был вызван видом Марии: косами, откровенно индейскими чертами лица, покроем ее платья. Все в ней напоминало о жестоком Черном Медведе.
Женевьева бросилась успокаивать дочь, а Рурк обвел сына убийственным взглядом и прорычал:
– Немедленно убери ее отсюда.
Но, когда Рурк повернулся к Марии, она уже исчезла.
Солнце ярко освещало желто-коричневую спальню аккуратного, обшитого тесом фермерского дома, ложилось золотыми пятнами на плетеные корзины, которые Ханна Редвайн использовала для сбора урожая.
Люк беспокойно ходил по комнате и тихо ругался, когда задевал что-нибудь из мебели. Взяв со стола
Ханна, просыпаясь, пошевелилась на кровати и подняла голову, откинув со лба светлые волосы. Люк подумал о том, что она прекрасно выглядит по утрам: едва заметные следы озабоченности придавали ее лицу милое выражение, особенно, когда женщина улыбалась.
Однако сегодня Ханна озабоченно хмурила лоб:
– У тебя что-то не так?
Люк постарался изобразить на лице подобие улыбки:
– Ты очень наблюдательна.
Женщина села на кровати, подтянув колени к груди, и пристально посмотрела на него.
– Ты так долго не приходил, что я была готова забыть тебя, решив, что ты нашел другую.
Люк промолчал, не зная, что ей ответить.
– Мы уже давно вместе, – натянутым голосом продолжала Ханна. – Нам было хорошо, – она нервно вздохнула. – Но я решила, что этого для меня недостаточно. Мне нужно большее, чем те несколько часов близости, которые ты иногда даришь мне, когда тебе взбредет в голову. Ты мне нужен, Люк. Я хочу, чтобы ты все время был рядом.
Во рту у Люка пересохло от волнения. Он оказался совершенно не готов выслушать это. Ему было бы легче отказать, если бы Ханна что-то требовала от него, но она говорила так мягко, ласково, умоляюще…
– Чего ты хочешь от меня? – хрипло прошептал он, непроизвольно отступая к двери.
Ханна заметила этот едва заметный порыв к бегству, двойственность его лица и все поняла. Глаза женщины наполнились слезами.
– Ничего, Люк, – произнесла она срывающимся голосом. – Наверное, я просто боялась раньше спросить об этом.
Люк тяжело вздохнул:
– Ханна, я…
Ханна замахала рукой, изо всех сил стараясь не заплакать:
– Не беспокойся, Люк, и не чувствуй себя таким виноватым. У меня все будет в порядке.
– Правда, Ханна?
Она медленно кивнула.
– Да, Люк. Я знала, что этот день настанет. Знала с самого начала, – женщина выпрямилась и твердо посмотрела ему в глаза. – Скоро я выйду замуж за Заха Хаусмана. Мы с ним уедем обратно на восток.
– Хаусман? – удивленно переспросил Люк. – Но он же старик.
Губы Ханны искривились в усмешке.
– По сравнению с тобой все остальные мужчины для меня – старики. Зах – хороший, приличный человек. Я не пекусь о деньгах, но уверена, что его богатство не помешает мне в старости.
Люк почувствовал себя виноватым.
– Не переживай за меня, Люк, – Ханна поднялась с кровати и пересекла комнату, взяв с бюро кожаный портфель. – Здесь – все бумаги на владение фермой, – объяснила она, подавая его Люку. – Я хочу, чтобы ты принял это в подарок.
– Нет, Ханна, – покачал головой Люк. – Я не могу так поступить.