Прими – не возражай
Шрифт:
Наутро смертельно пьяный Селиванов спал, накрывшись бушлатом в своей сторожке. Десять новеньких самосвалов бесследно растворились на просторах страны.
На этот раз Вовку к начальникам не вызывали. В компании начался такой переполох, что в первые часы про него просто забыли. Приехавшие на склад полицейские просто попросили никого никуда не уходить. Селиванов около часа просидел в ожидании «казни», после чего просто спокойно ушёл. Так и не дождавшись, когда им займутся.
Все деньги он принёс домой. На удивление Генка вовсе не был этим обескуражен.
Весь день Вовка мучился головной болью и находился почти в бреду. Под утро они с Войцеховским решили, что теперь через знакомого администратора клуба необходимо разыскать Аню. При встрече с ней они полагали на месте решить, предоставить ли ей самой, выпутаться из беды с их финансовой помощью, или же полностью взять на себя её вызволение.
Пока Генка занимался организацией необходимых встреч и прятал деньги, бюрократическая полицейская машина начала набирать обороты и за Селивановым пришли.
Поскольку в отличие от всех остальных сотрудников склада он, вопреки требованиям полицейских, покинул место происшествия, а также, приняв во внимание, что место регистрации Селиванова не совпадает с местом фактического проживания, ему, на всякий случай избрали мерой пресечения арест на два месяца.
Первые дни, проведённые в следственном изоляторе, были для Селиванова крайне тяжелы. Полное отсутствие информации о родных. Постоянные бестолковые допросы. Кто вырубил электричество? Кто знал о резервном питании сигнализации? Почему ничего не слышал и не видел? Кто приезжал смотреть самосвалы в последние дни? Почему именно в этот день был пьян непьющий охранник? Всё это повторялось изо дня в день. Селиванов отвечал, что ничего не помнит и ни словом не обмолвился про Жору.
Вовка не знал, стоит ли ему рассказывать сокамерникам о знакомстве с Жорой. Как передать ему просьбу о помощи. Он всё ещё верил в честность вора и надеялся на него.
Через некоторое время стало легче. Сообщили о скором свидании с матерью, которая приехала в Питер. Значит, кто-то ей сообщил. Впрочем, может быть, сообщили органы.
– Здравствуй, мама. Видишь, как вышло. Ты, наверное, уже всё знаешь. Я только из-за Ани. Впрочем, я ничего не делал. Я уже рассказал следователю всё, что знал. Не понимаю, почему меня держат.
– Я ничего не знаю и не хочу знать. Ты здоров, и это – главное. Войцеховский привёз домой Аню. Она устроилась работать на птицеферму. Говорит, что учиться в университете ей не понравилось. Глупость там одна. А за птицами она ухаживает с радостью.
Мама попыталась улыбнуться, но глаза её были по-прежнему тревожны.
– Я за неё теперь не боюсь, – продолжала мама, – только за тебя переживаю. Но ты знай – я вытащу тебя отсюда! Запомни. Чего бы мне это ни стоило. Я вытащу тебя!
Селиванов судорожно вцепился в прутья решётки.
– Это уже неважно, мама. Только передай Ане, что я её очень люблю.
– Всё будет хорошо. Меня сегодня встретил здесь
– Я не знаю, о ком ты говоришь, мама.
– Мне не понравился его взгляд. Когда он улыбнулся мне своими золотыми зубами, мне показалось, что это сам сатана. Я такая дура необразованная. Прости меня, сынок.
Через две недели Вовка был уже в Чёрном Яре. Он шёл по свежему только что выпавшему снегу, сквозь белизну которого поглядывали ярко-жёлтые кленовые листья. Лужи вдоль дороги прихватило за ночь тоненьким ледком, в котором переливалось радугой низкое осеннее солнце.
Селиванов подошёл к водопроводной колонке и потянул вниз толстую чугунную ручку. Мощная струя ударила разлетающимися во все стороны и сверкающими на солнце брызгами. Ноги моментально стали мокрыми. Вовка невольно улыбнулся, испытав знакомое с детства ощущение. Он набрал ледяной воды в ладонь и умылся.
Растекающиеся от колонки потоки воды уносили в сточный колодец красный, с тонкими прожилками, кленовый лист.
– Погоди, браток. Сейчас я вытащу тебя отсюда. Вот ты, какой красивый. Давай-ка ещё поживём, – Вовка разгладил на ладони красный кленовый лист и бережно спрятал его в карман.
Селиванов радовался. А вместе с ним радовался и сам Чёрный Яр. Ведь его население впервые за долгие годы увеличилось на целых два человека.
– Да, ещё поживём, – прошептал Вовка, бодро шагая по первому снегу.
Он ещё не слышал, как позади него, тихо шурша шипованной резиной, осторожно крадётся черный «Мерседес» Жоры.
Золотая коронка блеснула на солнце. Синяя от наколок рука небрежно швырнула окурок на мостовую Чёрного Яра.
Франческа
Как у молодых всё просто. Вот и моя развесёлая дочурка церемоний не признаёт. Привела домой подругу, а потом вспомнила, что срочно в институт надо съездить, а вечером – на концерт. «А вы тут мою подружку пока развлекайте. И не забудьте, у неё вечером поезд до Москвы. Неплохо бы её до вокзала подкинуть». Всё бы ничего, только вот подружка родом из Чили и русского не знает совсем. Её английский не спасает, потому что я в школе французский изучал, да и было это в прошлой жизни. Весь вечер общаемся с помощью «Яндекс-переводчика». Короткими простыми фразами.
Она окончила институт кинематографии в Сантьяго. Режиссёр-документалист. Летом работала в Италии, где и познакомилась с моей дочерью. Франческа уже полгода не была дома. Работала волонтёром в госпитале в Монголии, в приюте для животных в Австралии, потом в доме престарелых в Японии. Впереди долгий путь домой в Сантьяго. Через Москву, Берлин и Барселону. Поездами, автобусами, самолётами.
– Тебе не страшно путешествовать одной?
– Я не одна.
– А где же твои друзья? Почему они так надолго оставили тебя?