Примкнуть штыки!
Шрифт:
– Старшина! – насмешливо окликнул залёгших старший сержант Гаврилов. – Эх, старшина!.. Перепёлка с перепелятами!..
Курсанты засмеялись.
– Ну, будет, будет насмешничать, – ворчал старшина Нелюбин; он отряхивал «уши» широких командирских галифе и поглядывал на своих «перепелят», которые тоже торопливо приводили себя в порядок и поправляли оружие и снаряжение. – Не видали вы ещё горя. «Рама»… Она ведь не оконная. У неё, между прочим, тоже пулемёты имеются. И бомбу кинуть может. Насмешники, ёктыть. Вы, что ж, думаете, они прилетали так? Посмотреть на нас сверху? Подымайтесь, ребятушки, подымайтесь.
Из
– Какие орудия? – спросил курсанта Старчак.
– Противотанковые, – ответил тот. – Замаскированы хорошо. Готовы к стрельбе. Едва разглядели. Только по часовым и определили.
– Ну что, Леонтий Акимович, ты что-нибудь понимаешь? – выслушав доклад курсанта, спросил Старчак Мамчича.
– Ждут нас. И танки ждут. Чего ж тут не понять.
– Вот именно. Ночью их разведка тоже не спала. Наши маршевые роты, я думаю, они засекли ещё на подходе. И о танках они, как видишь, знают больше, чем мы. Надо было окопы на Угре занимать сразу. А теперь они тут укрепились, и выбить их будет трудно.
– До подхода основных сил они будут изо всех сил удерживать переправу. А мост надо брать.
Первая мина упала с недолётом. Вторая перелетела цепь бойцов старшины Нелюбина и хрястнула в березняке, срывая кору и обрубая сучья.
– Ну, ребяты, следующая – наша, – сказал старшина и бросился на землю.
– Пропали! Братцы, пропали мы! – пронеслось вздохом беды над сгорбленными серыми спинами бойцов, разбегавшихся по опушке в поисках укрытия.
Мины ложились так плотно, точно накрывая площадь, занятую наступающими цепями, что спрятаться от них и уцелеть, казалось, было невозможно.
– Вперёд! Надо продвинуться вперёд! – закричал помкомвзвода Гаврилов, поднимая залёгших. – Ползком! На карачках! Вперёд! К лесу!
По всей вероятности, где-то находился немецкий корректировщик. Или ещё хуже: немецкая разведка шла следом за ротами и постоянно передавала координаты по рации. От самой Извери. Старчак знал этот способ уничтожения колонн противника. Его группы точно таким же способом действовали под Смоленском. Вот почему ночью они так спешно перебросили на левый берег столько орудий и миномётов. Вот почему не вышли на исходные танки 17-й бригады. Танкисты – не дураки, они выслали свою разведку, и она обнаружила противотанковые батареи. Каждый действует по своему усмотрению. Какое уж тут взаимодействие? Бросили на убой… Нет, нет, думать об этом нельзя! Нельзя! Это отнимает силы. Лишает смысла все наши усилия и успехи.
– Вперёд! К лесу! Вперёд!
Командиры взводов и сержанты подгоняли людей. Но и сами время от времени падали, вжимались в землю. Крик, стоны, брань, топот ног, хрипы… Взрывы и справа, и слева, и в самой гуще бегущих. Там – снаряд, там – мина.
– А-а-й!
– Проп-па-а!..
– Вперёд! В лес!
Взрывы, крики, надсадное дыхание бегущих и ползущих к лесу в надежде спастись.
Впереди Воронцова полз второй номер пулемётного расчёта – курсант Краснов. Мелькали белые и жёлтые гвоздики его сапог, тащились по жнивью замызганные полы шинели. Взвод ползком, на карачках, короткими перебежками перекатывался к лесу, оставляя позади себя серые
Командир батареи старший лейтенант Носов приказал развернуть одно орудие. Курсанты быстро сняли с передка лёгкую «сорокапятку», взяли в прицел видневшуюся впереди тригонометрическую вышку, сделали три выстрела осколочными снарядами и так же быстро снялись с позиции. Вышка вместе с сидевшими на ней потонула в разрывах и обрушилась вниз.
– К лесу!
– Да там же немцы, сержант!
– Вперёд!
– А-а, мать-перемать!
– Краснов, живее давай! – торопил курсанта Воронцов, подталкивая ползущего впереди стволом винтовки и не осмеливаясь поднять головы, потому что осколки вокруг так и стригли нагретый, затянутый дымовой завесой воздух.
Успеть убраться отсюда. В лес! В лес! Там хоть можно укрыться от осколков. Взрыв! Левее. Взрыв! Впереди. Взрыв! Перелёт. Кто-то застонал. Рвались не только мины. Осколочными стреляли и немецкие ПТО. Иногда с жутким воем проносились бронебойные болванки. Они действовали на психику посильнее бризантных. Не дождались они танков. Взрыв! Ещё взрыв! Ещё! Сапоги Краснова замерли. Ну что он там? И Воронцов толкнул в блестящие шляпки стёршихся гвоздиков стволом винтовки.
– Давай, Краснов!
– Подожди. – Краснов оглянулся; бледное лицо в грязных потёках пота и копоти, глаза бешеные, дрожащие губы.
– Ну что там?
– Кого-то из наших ранило. Вроде даже убило.
– Кого?
– Денисенко или Гаврилова. Они рядом ползли. Теперь не разберёшь.
У Воронцова кольнуло в груди: Гаврилова? Нет, только не Гаврилова! Как же им теперь без него?
– Санитара сюда! – закричали впереди.
– Какого санитара?! – Воронцов приподнялся. – Не видите, что творится?! Берите раненого и тащите вперёд! Двое – под руки! Живо!
– Да тут их самих, сержант, двое.
– Тащите всех! Раненых не бросать!
«Гаврилова не слыхать. А он, будь он где-то рядом, уже материл бы “сучат”, распоряжался бы… Неужели и его?.. Что ж мы будем делать без Гаврилова?»
Снова двинулись вперёд. Захрустела по жнивью, зашумела с воплями и хрипами сбившаяся в кучу поредевшая цепь взвода. Взрыв! Это лёг снаряд. Взрыв! А это мина. Уже ближе. Осколки невидимой стремительной стаей пронеслись над головой куда-то дальше. Только один, длинный, с ложку, обрамлённый иссиня-чёрной окалиной, упал около, перевернулся, шмыгнул в жнивьё и зашипел, будто живая злобная тварь, увидевшая вдруг своего заклятого врага – человека.
– Во как нас прихватили! Во как!.. – охал где-то рядом старшина Нелюбин. – Скорейши, ребяты! Скорейши, милыи! Сидора, говорю, кидайте в чёртовой матери! По сидорам снайпер лупит!
Взрыв! И – не то осколок, не то пуля чиркнула возле самого виска, так что кожу прижгло. «Неужели действительно снайпер? Воспользовался, гад, суматохой и теперь прицельно бьёт по взводу. Господи, только не в меня… Пронеси мимо… Буду молить тебе, Господи! Ведь сколько раз Ты меня спасал, Господи!» И опять, рядом, голосом старшины: