Принц Густав. Выжить и победить
Шрифт:
Не знал я ничего про Свартдал! Не то, что не помнил, а вообще не имел о нем представления! Блин, да я и в России-то знаю только о самых популярных месторождениях, на фига мне было Норвегию изучать? Даже то, что я помнил — это исключительно знания, полученные во время туристических поездок. Да меня самого жаба давила за Свартдал!
Я, конечно, понимаю, что всё золото Делагарди со Скопиным-Шуйским не вывезут. Но, во-первых, они засветили месторождение на всю Швецию, а во-вторых, застряли там! Не то, чтобы я их не понимал… но планы-то другие были! В свете этих событий, кстати, переворот в Москве оказался
— Будем надеяться, что на него это подействует, — проворчал Густав.
— Да всё равно им недолго оставалось в Свартдале хозяйничать. Риксдаг уже послал туда армию и своих представителей.
— А наши люди?
— Уже там. Но сколько они сумеют добыть золота за такое короткое время? — раздраженно отмахнулся я. — А на Свартдал нам лучше не претендовать. Во избежание.
— От золота трудно оторваться.
— В письме Михаилу Васильевичу я намекнул, что в России оно тоже есть. И я даже место ему укажу. Сразу после того, как он станет царем.
— А мы не можем поучаствовать в разработке? — оживился Густав.
— Тут проблема не в разработке будет, а в доставке, — вздохнул я. — Самые крупные месторождения находятся слишком далеко. Даже до Урала от Риги добираться и добираться. А за некоторыми сокровищами нужно отправляться еще дальше.
— Так и Михаил Васильевич тоже посчитает, что это далеко.
— Ну, во-первых, это все-таки его страна, и ее все равно надо осваивать. Во-вторых, учитывая, что это золото, желающих его добывать будет не так мало. Рисковые люди в Москве найдутся. И обеспечить безопасный путь для караванов намного проще на государственном уровне.
— Жаль, что нет чего-нибудь поближе, — вздохнул Густав.
— Ну вообще-то я читал про Костромскую область. Что на реках Чащевая и Чабра есть отдельные россыпные месторождения. Но там, вроде бы, не слишком много. И я не уверен, что их до сих пор не нашли.
— Но если не нашли… заинтересовать Скопина-Шуйского хватит?
— Вполне, — согласился я. — Действительно, пусть сначала убедится, что мои сведения верны. Тогда охотнее поверит насчет Урала. Разведывать и осваивать месторождения — это очень большие деньги.
— А Михаил Васильевич не задавал вопросов, с чего мы ему помогаем?
— Пока нет. Но, полагаю, обязательно задаст. Поскольку понимает, где бывает бесплатный сыр. И поостережется.
— И что мы ему ответим? — оживился Густав.
— Правду. Я хочу заключить вечный мир между Россией и Швецией. И даже готов подписать договор о намерениях породниться. У нас с Катариной довольно близкое родство. И нашим детям нужно очень осторожно подбирать супругов. Желательно, чтобы вообще никакой общей крови не было. Москва идеально подходит.
— Сомневаюсь, что мир будет вечным.
— Я тоже. Но какое-то время между нашими странами войн не будет. А потом, если приложить усилия, торговые и политические связи так переплетутся, что воевать станет невыгодно. Есть у меня такая надежда, — вздохнул я.
— Если Скопин-Шуйский наведет у себя порядок, то может помочь нам с Данией. Люди у него есть.
— Неплохо было бы и Польшу прижать. Двум государствам это вполне реально, —
— Осталось только дождаться, когда он оторвется от золота, — съязвил Густав.
Однако Скопин-Шуйский не подвел. Все-таки, шапка Мономаха — это такой приз, ради которого можно и нужно рисковать. В конце сентября 1606-го шведские корабли доставили в Ивангород и его самого, и его армию. Слухи о том, что он нашел золото, ширились, так что на месте его ждало немало наемников, готовых отправиться в опасный поход.
Ждала его и Ксения. Я посчитал, что ей будет лучше вернуться в Россию вместе с мужем. С одной стороны — небезопасно, но с другой — если все получится, она обретет дополнительное уважение в глазах окружающих. К тому же, если Михаил Васильевич все-таки заполучит шапку Мономаха, ей нужно сразу занять свое место царицы. А то потом может и не добраться до законного супруга. Желающих породниться набежит целая толпа.
Впрочем, Ксения не зря в Риге время проводила. Набралась опыта общения с разными людьми. Так что не особо терялась. Охрану я ей предоставил, мамки-няньки были рядом, и даже священников несколько штук имелось. Короче, всё нужное для создания имиджа богобоязненной и благочестивой царской дочери, которая следует за мужем своим в горе и радости. Все-таки, даже после смерти Бориса, Ксения — хороший козырь для претендента на трон.
На месте Голицына я бы свалил из Москвы. Но он решил выступить против Скопина-Шуйского. Тот прямо заявлял, что царевич Дмитрий давно погиб, и те, кто называется его именем — лжецы и воры. Дескать, из страны он уехал, поскольку честь не позволяла служить самозванцу, и он собирал силы для противостояния.
Версия, на мой взгляд, была так себе, но окружающие проглотили. К тому же, за Михаилом Васильевичем стояло сильное войско — помимо наемников, примкнули и добровольцы. Так что на что надеялся Голицын, выступая против, вообще непонятно. Погиб он раньше, чем набранное им войско сумело оказать хоть какое-то сопротивление.
Москва встретила Скопина-Шуйского как победителя. Спас царевну, женился на ней, победил врагов и привез золото! Причем благодаря слухам, говорили уже о целом золотом обозе. И о том, что монеты будут раздавать всем, кто поддержит Скопина-Шуйского. В результате, царем его выкликнули массово. И митрополит Казанский, человек известный и влиятельный, поддержал кандидатуру Михаила Васильевича.
Ничего удивительного кстати, учитывая, приказ Лжедмитрия сослать Гермогена в Казань. Ну а что? Сам включил его в состав Боярской думы, сам и ликвидировал ошибку, когда митрополит пошел против его воли. Так что внезапный переворот спас Гермогена от ссылки, ну а поскольку католиков около трона он видеть не желал, было очевидно, что он решит поддержать Михаила Васильевича.
Похоже, Скопин-Шуйский действительно станет царем. И узнает, насколько тяжела шапка Мономаха. Ему еще разбираться с боярами, поддержавшими Лжедмитрия II, избавляться от поляков и наводить порядок. Одно восстание Болотникова чего стоит! А там еще Лжепетр на горизонте маячит. Тот, который Илейко Муромец.