Принц и нищий
Шрифт:
Довод подавляющей силы в те суеверные дни. Том почувствовал, что такая улика решает все дело, что вина бедняка доказана, если придавать какую-нибудь цену таким доказательствам. Но все же ему захотелось предоставить несчастному еще одну возможность обелить себя, и он обратился к нему со словами:
— Если можешь сказать что-нибудь в свое оправдание, говори!
— Ничто меня не спасет, государь! Я невиновен, но доказать свою правоту не могу. У меня нет друзей, иначе я мог бы привести их в свидетели, что я даже не был тогда в Ислингтоне, ибо находился за целую милю от этого места, на Уоппинг-Олд-Стерс [18] .
18
Старинная пристань на Темзе.
— Погоди! Шериф, назови мне тот день, когда было совершено преступление.
— В десять часов утра или несколькими минутами позже в первый день нового года, мой августейший…
— Отпустить его на свободу, такова моя королевская воля!
Выговорив это, Том опять отчаянно покраснел и поспешил загладить, как мог, свой некоролевский порыв:
— Меня возмущает, — сказал он, — что человека могут вздернуть на виселицу из-за таких пустых и легковесных улик!
Шепот восхищения пронесся по залу. Восхищались не приговором, так как мало кто из присутствующих решился бы одобрить помилование уличенного отравителя, — восхищались умом и решимостью, проявленными в этом случае Томом. Слышались такие замечания, высказываемые вполголоса:
— Нет, он не сумасшедший, наш король! Он в полном рассудке.
— Как разумно он ставил вопросы… такое властное, крутое решение напоминает нам прежнего принца!
— Слава богу, его болезнь прошла! Это не слабый птенец, это король. Он держал себя совсем как его покойный родитель.
Так как воздух был насыщен такими хвалебными возгласами, они не могли не дойти до ушей Тома; у него появилось ощущение непринужденности, и по всему его телу разлились какие-то приятные чувства.
Но вскоре молодое любопытство заставило его позабыть эти чувства: Тому захотелось узнать, какое кровавое преступление могли совершить женщина и маленькая девочка, и по его приказу обе они, испуганные и плачущие, предстали перед ним.
— А эти что сделали? — спросил он у шерифа.
— Разрешите доложить, ваше величество, что они уличены в гнусном преступлении, и виновность их ясно доказана. Судьи, согласно закону, приговорили их к повешению. Обе они продали душу дьяволу — вот в чем их преступление.
Том содрогнулся. Его приучили гнушаться людьми, которые общаются с дьяволом, но его отвращение было побеждено любопытством, и он спросил:
— Где же это было… и когда?
— В полночь, в декабре, в развалинах церкви, ваше величество.
Том опять содрогнулся.
— Кто был при этом?
— Только эти двое, ваше величество, и тот, другой.
— Они сознались в своей вине?
— Никак нет, государь, отрицают.
— В таком случае как же их вина стала известна?
— Некие свидетели, ваше величество, видели, как они входили туда. Это возбудило подозрение, которое потом подтвердилось. В частности, доказано, что при помощи власти, полученной ими от дьявола, они вызвали бурю, опустошившую всю окрестность. Около сорока свидетелей показали, что буря действительно была. Таких свидетелей нашлась бы и тысяча. Они все
— Конечно, это дело серьезное! — Том некоторое время молчал, размышляя о мрачных злодеяниях колдуний, и, наконец, спросил:
— А женщина тоже пострадала от бури?
Несколько старцев, присутствовавших в зале, закивали головами в знак одобрения мудрому вопросу. Но шериф, не подозревая, к чему клонится дело, простодушно ответил:
— Точно так, ваше величество. Она пострадала и, как все говорят, поделом… Ее жилище снесло ураганом, и она с ребенком осталась без крова.
— Дорого же она заплатила за то, чтобы сделать зло самой себе. Даже если бы она заплатила всего только фартинг, и то можно было бы сказать, что ее обманули; а ведь она загубила свою душу и душу ребенка. Следовательно, она сумасшедшая; а раз она сумасшедшая, она не знает, что делает, и, следовательно, ни в чем не виновна.
Старцы опять закивали головами, восхищаясь мудростью Тома. Один придворный пробормотал:
— Если слухи справедливы и король — сумасшедший, не мешало бы этим сумасшествием заразиться иному здоровому.
— Сколько лет ребенку? — спросил Том.
— Девять лет, смею доложить вашему величеству.
— Может ли ребенок, по английским законам, вступать в сделки и продавать себя, милорд? — обратился Том с вопросом к одному ученому судье.
— Закон не дозволяет малолетним вступать в какие-либо сделки или принимать в них участие, милосердный король, ввиду того, что их незрелый ум не в состоянии состязаться с более зрелым умом и злоумышленными кознями старших. Дьявол может купить душу ребенка, если пожелает и если дитя согласится, — дьявол, но никак не англичанин… в последнем случае договор недействителен.
— Ну, это дикая выдумка, чуждая христианской религии! Как же может английский закон предоставлять дьяволу такие права, каких не имеет ни один англичанин?! — воскликнул Том в благородном негодовании.
Этот новый взгляд на вещи вызвал у многих улыбку, и многие потом повторяли эти слова в придворных кругах в доказательство того, как самобытно мышление Тома и как проясняется его помутившийся разум.
Старшая преступница перестала рыдать и жадно, с возрастающей надеждой впивала в себя каждое слово. Том это заметил, и ему стало еще более жаль эту одинокую, беззащитную женщину, стоявшую на краю гибели. Он спросил:
— Что же они делали, чтобы вызвать бурю?
— Они стаскивали с себя чулки, государь!
Это изумило Тома и разожгло его любопытство до лихорадочной дрожи.
— Удивительно! — воскликнул он пылко. — Неужели это всегда производит такое страшное действие?
— Всегда, государь… по крайней мере если женщина того пожелает и произнесет при этом нужное заклинание — мысленно или вслух.
Том обратился к женщине со страстной настойчивостью:
— Покажи свою власть! Я хочу видеть бурю!
Щеки суеверных придворных внезапно побелели от страха, и у большинства явилось желание, хотя и не высказанное, уйти поскорее из зала, но Том ничего не заметал, он был всецело поглощен предстоящей катастрофой. Видя, что на лице у женщины написано удивление, он с горячим увлечением прибавил:
— Не бойся, за это ты не будешь отвечать. Больше того: тебя сейчас же отпустят на волю, я никто тебя пальцем не тронет. Покажи твою власть.
— О милостивый король, у меня нет такой власти… меня оговорили.