Принц Полуночи. Трилогия
Шрифт:
Знаете, наверное, как это бывает. Скажем, шли вы вдоль стены дома, вдруг сделали шаг в сторону, ни зачем, даже не особенно задумываясь, а сверху — сосулька метра на полтора. Знакомая ситуация, не так ли? Хотя бы потому, что такие моменты обычно не забываются. Мистика ведь! Чудо, можно сказать. Да, а для Олежки это вполне объяснимая физика.
На него однажды съехал с моста автобус. С пассажирами. Дело было зимой, за городом. Вечер, снегопад — видимость почти нулевая. Автобус снес ограждение моста и рухнул вниз. Вы знаете, он упал не на трассу внизу, а в сугроб на обочине. Туда сгребли снег, а вывезти еще не успели.
Я его видел на следующий день — мальчик шевелился с трудом. Его от стены к стене мотало. Я в ближайшем зоомагазине купил сразу два десятка морских свинок, привез к Олегу и всех убил. Олежке на глазах полегчало, хотя убийства он не одобрил. Морские свинки ему симпатичны. Вот мышей или кроликов — это пожалуйста. Но не нашел я кроликов.
Смешно? А мне вот тогда не до смеха было.
Весь запас посмертных даров и немалая толика собственных сил ушли на то, чтобы автобус не накрыл его автомобиль. Он и не накрыл, как я уже говорил — в сугроб упал. И получилось, что вместо одной-единственной, своей, жизни, Олежка спас что-то порядка, сорока человек. Упади автобус чуть в стороне от снежной горы, и эти сорок жизней мальчик забрал бы себе. А так…
Он, кстати, обычно не делает большого запаса. Два, максимум три посмертных дара. А все сверх того расходует очень щедро. Чужие жизни ведь годятся не только на то, чтобы тратить их вместо своей. Чужие жизни — это еще и сила. Энергия, если хотите.
Если жить так, как живут обычные люди: спать по восемь часов, ну или хотя бы по шесть, не перенапрягаться, помнить о смене дня и ночи, тогда и одной, своей собственной жизни хватает надолго. Но у Олега бывают периоды увлеченности чем-либо, когда он забывает о времени и окружающей действительности. Сейчас ему девятнадцать, и я боюсь даже предположить, сколько высших образований он успел получить к этому возрасту.
Мальчик дорвался до учебы, как голодный до хлеба. А потом появился его первый болид. И Олежка заболел небом. Это серьезно. Мне кажется, это не менее серьезно, чем убийства. Я, правда, еще не решил, каким образом это можно использовать. Но, полагаю, рано или поздно что-нибудь придумается.
Утренняя разминка — затягивающая штука. Первое время тело сопротивляется, да и разум, надо сказать, тоже не в восторге. Это мужчинам хорошо: всякие там отжимания-приседания и прочие дурацкие забавы, а женщинам ни к чему все эти глупости. Особенно если женщина даже на аэробику всегда смотрела пренебрежительно, а тренажерные залы посещала исключительно перед полетом на планету с иным, чем на Земле, уровнем гравитации.
Кто-то может сказать, что конкретной женщине, пренебрегающей аэробикой, лучше было бы пренебрегать сладостями. И будет этот кто-то не прав. Потому что избыточной полноты у этой женщины не наблюдается, а то, что комплекция ее далека от наркоманской худобы манекенщиц-полумальчиков, так это слава богу. Потому что окружность бедер в девяносто восемь сантиметров при талии в шестьдесят куда лучше, чем дурацкие 90-60-90, когда не разберешь, где заканчивается шея и откуда начинаются ноги.
И
Унизительное положение для доктора наук!
Зато после часа занятий, после душа контрастного жизнь становится не то что прекрасной. Изумительной она становится! И даже ящерята, которых Джокер приволок в качестве лабораторных образцов, кажутся симпатичными. Хоть и воняют. Хоть и шипят омерзительно.
Кстати о лаборатории. Гота нужно перехватить сразу после разминки, где-нибудь на свежем воздухе, подальше от всякой там следящей и пишущей аппаратуры.
— Отпечатки пальцев Зверя не совпадают с теми, что находятся в его личном деле.
— То есть? — Гот, еще не переключившийся с физических упражнений на умственные, помотал головой, — Как это так?
— Давай сядем. Ты высокий, а мне ужасно неудобно разговаривать, глядя снизу вверх. — Ула потянула Гота к камбузу, на немецкую скамейку.
— Не совпадают, — повторила она, усевшись, и тут же подогнула под себя одну ногу. — Данные на каждого из десантников внесены в компьютер посадочного модуля. Я просматривала их еще в самом начале, когда у нас была всего одна машина, ну и, разумеется, про Азамата Рахматуллина запомнила все, что нашла.
— Зачем?
— Затем, что мужчины его типа мне нравятся, тем более что я никогда в жизни таких не видела. Даже в кино.
— Зачем ты снимала отпечатки пальцев?
— Бог ты мой, Дитрих! — Ула хлопнула себя по коленке. — Ну что значит зачем? Мне нужно успеть собрать о нем как можно больше данных. Это не так просто, поскольку добровольно Зверь на такое дело не пойдет, так что я хватаюсь за любую возможность. Что получается, то и делаю.
— Но зачем?
— Ты сегодня не выспался?
— Я выспался. Я просто хочу понять, что ты ищешь?
— Ничего я не ищу. Видишь ли, перед полетом всем прививали «SPL», это делается перед каждым рейсом. Зверь прививку миновать не мог. Но «SPI» в его крови нет.
— Чего нет?
— Синцитиально-продуцированных лейкоцитов, — терпеливо расшифровала биолог.
— Ага. — Гот глубокомысленно кивнул. — А до крови его ты как добралась?
— Слушай, я же не просто доктор наук, в конце-то концов я — женщина. Могут у меня быть свои маленькие тайны?
— Не здесь и не от меня.
— Я его поцарапала, — сообщила Ула, глядя прямо в глаза командиру, — до крови. В процессе полового акта. Неоднократно. За мной это вообще водится. Может быть, потому, то я на одну шестнадцатую француженка. Только не спрашивай меня, зачем я его царапала…
— Не буду, — пообещал слегка ошалевший Гот.
— …помимо того, подобное поведение для меня является естественным, — невозмутимо продолжила биолог. — Так вот, согласись, что Зверь обладает чем-то, что принято уклончиво называть паранормальными способностями.