Принц Полуночи. Трилогия
Шрифт:
— Соглашусь.
— Мне было интересно, отличается ли он от обычных людей только по тем параметрам, что лежат в области метафизики, или в его биологии тоже есть отклонения от нормы. Нет, разумеется, папиллярные линии не имеют прямого отношения к вопросам, которые я перед собой ставила…
— Ладно, давай ближе к делу. — Гот слушал вполуха, размышляя над самыми первыми словами Улы. Расхождения с данными, которые внесены в личное дело, разве возможно такое? И если да, то каким образом так получилось?
—
— А группа крови? — поинтересовался Гот, — Группа крови совпадает с той, что в личном деле?
— Да. Но обрати внимание: группа крови — это единственное, что реально может быть проверено. Все остальные данные снимаются один раз: при поступлении на службу. И больше к ним никто никогда не возвращается. Во всяком случае, в этих войсках, где ничего важного или секретного нет и быть не может.
— Хочешь сказать, — Гот прищурился на солнце, — Зверь не тот, за кого себя выдает?
— Это возможно.
— Боишься?
— Нет. — Ула покачала головой. — Его я не боюсь. А вот за него, честно говоря, побаиваюсь. Видишь ли, Азамат Рахматуллин близкий друг Пижона и Пенделя. Друг детства. Либо нас обманывают все трое, либо Зверь обманывает в первую очередь этих двоих. Обманывает-то он всех, но Пендель и Пижон, узнав об этом, могут очень сильно расстроиться.
— Первый вариант кажется мне более вероятным, — заметил Гот не столько для Улы, сколько размышляя вслух.
— А мне нет, — возразила биолог. — Слишком сложно и нерационально было бы придумывать легенду, уходящую аж в самое детство. Если предположить, что мы имеем дело с преступниками, скрывающимися от закона, так им логичнее прятаться поодиночке.
— Ты допускаешь мысль, что Зверь способен долгое время выдавать себя за человека, которого эти двое хорошо знают?
— Я знаю его дольше, чем ты, — напомнила Ула, — и могу сказать, что на «Покровителе» был совсем другой человек. Он изменился уже здесь, на Цирцее, изменился очень резко. В какой-то мере, конечно, это было обусловлено ситуацией. Но, знаешь, Тихого никто и никогда не назвал бы Зверем. Ни при каких обстоятельствах. А когда он передал власть тебе, он изменился снова, так что сейчас я наблюдаю уже третий образ. Причем, заметь, все три в принципе друг другу не противоречат. Перемены легко объясняются сменой условий. Все вроде бы гладко, и придраться не к чему. Ты заметил, как его все любят?
— Зверя?
— Да. Его просто обожают. И ты тоже, ведь так? Он каждого сумел чем-то купить. И только Джокер Зверя терпеть не может.
— В случае этих двоих инициатива исходит от Джокера. Ула согласно опустила глаза:
— Верно. И я никак не могу понять почему. Зверь о Джокере отзывается подчеркнуто нейтрально, а вот Джокер только и твердит: он злой, он злой. Не хочется верить.
— А ты веришь?
— Систему на компьютере много раз переустанавливали, — вместо ответа сказала Ула, — и база данных, где были личные дела, оказалась непоправимо испорчена. Это сделал Кинг. Случайно. Если бы я сознательно не запоминала все, что есть на Азамата, сравнить сейчас было бы не с чем.
— У меня есть способ получить кое-какую информацию… —
«…я не умею врать, когда летаю, майор. Небо не терпит лжи…»
Гот резко поднялся. — А что ты сама думаешь о Звере? Не надо фактов, на этой планете фактами оперируют только смертники. Что ты чувствуешь?
— Он добр ко мне, — задумчиво и негромко ответила Ула, — он сильный, удивительно сильный, он угадывает мои мысли… даже не мысли, я не успеваю задуматься. Он знает, что мне нужно еще до того, как я сама понимаю это. И речь не только о сексе. Нет, в первую очередь не о сексе. А еще иногда… очень редко… Дитрих, я не знаю, как назвать это. Слово «неуверенность» к Зверю неприменимо. Он словно пытается понять, что происходит. С ним. Ну, как будто никогда раньше ему не приходилось иметь дело с женщиной. Нет. Не то что-то. Не умею я объяснять. Да, еще он огня боится. Это я давно заметила.
— Проще пристрелить, чем разобраться, — угрюмо буркнул майор.
— Я рассказала все тебе только потому, что ты на него похож, — сказала Ула, — или он становится похож на тебя Когда вы летаете. Может быть, ты сумеешь понять, кто он, что и насколько опасен. И, может быть, стрелять не понадобится. А если понадобится… ты единственный, кто, возможно, не станет этого делать.
— Лестная оценка. — Гот мрачно изучал пыльную взвесь, пляшущую в солнечном свете.
— Уж какая есть. — Ула тоже встала. — Я пойду, у меня дел хватает. А Зверь теперь твоя забота, командир.
Гот молча кивнул. Заботой больше, заботой меньше…
«Он каждого сумел чем-то купить…»
Да будь ты хоть лучшим в мире психологом, аналитиком, актером, тварью, способной втереться в доверие к кому угодно, летать ты от этого не научишься. А Зверь летал. И не умел лгать, пока был в небе. Если только это утверждение само по себе не было ложью.