Принц приливов
Шрифт:
Невозможно сказать, сколько укусов получил великан в ту ночь. На следующий день снова явились полицейские с ищейками; их собаки возле заправочной станции на Стиллвуд-авеню снова потеряли след. Полиция проверила клиники, но рыжебородый великан ростом в семь футов, искусанный «черными вдовами», не обращался ни в одну больницу штата Джорджия. Его исчезновение было таким же загадочным, как и появление.
В следующую субботу вернулся отец; в тот же день мы уехали на наш остров. Мать запретила рассказывать отцу о великане, превратившем нашу жизнь в ад. Когда мы спросили о причине молчания, она ответила:
— Отец только с войны. Он мечтает о счастливой семье и имеет право на спокойствие.
Нахмурившись, мать добавила, что отец может
— Есть вещи, которых мужчинам никогда не понять, — заключила она.
Целых три дня Люк, Саванна и я собирали пауков. Полдюжины обнаружилось в нашей спальне, еще два — на чердаке, один забрался в мои старые теннисные туфли. Больше мы в той комнате не ночевали. После нашего отъезда бабушка продолжала находить пауков в разных местах дома. Когда Папа Джон умер, она отнесла всех пауков в лес Калланвольд и выпустила на свободу. С тех пор ни она, ни мы не убили ни одного паука. Паук стал первым священным животным в нашей семейной хронике.
Много лет спустя, просматривая газетные вырезки в публичной библиотеке Атланты, я наткнулся на фотографию, снабженную короткой подписью: «Вчера ночью в Остелле, штат Джорджия, был арестован 31-летний Отис Миллер, который подозревается в изнасиловании и убийстве Бесси Фурман — разведенной учительницы местной школы».
Я сделал фотокопию этой заметки и поперек написал одно-единственное слово: «Калланвольд».
Глава 6
Вестибюль отеля «Плаза» встретил нас ухоженными пальмами и брезгливо наморщенными носами коридорных. Пройдя мимо тех и других, мы направились в «Дубовый зал» и заняли столик в углу. Минут через пять появился официант, на лице которого застыла маска высокомерия и тщательно заученного безразличия. Наши заказы он принимал с такой важностью, словно определял курс акций. Я подумал, не выбрать ли мне вяленое мясо, нарезанное ломтиками, или маринованные свиные губы, но вряд ли этот заказ пробил бы броню физиономии официанта. В итоге я предпочел мартини со льдом и лимоном, уже зная, что парень непременно принесет мне бокал, в котором будет плавать чертова зеленая оливка — на сленге некоторых дорогих гостиничных баров слово «лимон» означает «оливка». Доктор Лоуэнстайн заказала бокал «Пуйи-Фюиссе» [58] .
58
Сорт бургундского вина среднего качества, но почему-то стоящий невероятно дорого.
Когда нам принесли напитки, я демонстративно выловил оливку из бокала и бросил в пепельницу.
— Вы же просили с оливкой, — удивился официант.
— Каждый раз я делаю эту ошибку, — отозвался я.
— Вы не любите нью-йоркских официантов? — поинтересовалась доктор Лоуэнстайн.
— Я бы предпочел нацистских военных преступников, хотя не уверен. Не встречал ни одного из них.
Я поднял бокал и предложил тост:
— За вас, врачевательница душ. Боже мой, доктор, и как только вы день за днем выдерживаете людские страдания?
Она сделала маленький глоток, оставив на стекле след от губной помады.
— Я надеюсь, что могу помочь этим людям.
— Но разве их состояние вас не угнетает? — допытывался я. — Разве через какое-то время вам не становится плохо?
— Их проблемы — это их проблемы. Мне хватает собственных.
Я засмеялся.
— Держу пари, я был бы рад иметь ваши проблемы.
— Смело! Вы явно уверены, что способны разобраться с моими проблемами, но не можете решить свои. Так
— Мне это кажется холодным и безжалостным, — сознался я. — Я бы не мог быть психиатром. Днем я бы выслушивал истории, а ночью они сводили бы меня с ума.
— Тогда у вас не было бы шанса помочь. Поймите, Том, нужно держать дистанцию. Когда вы работали в школе, вам наверняка встречались дети с эмоциональными проблемами.
— Конечно, доктор, встречались.
Я глотнул мартини, поморщившись от соленого привкуса, оставленного этой противной терпкой оливкой, и продолжил:
— И черта с два у меня получалось держать дистанцию. Одно дело, когда плохо взрослому. Но когда беда с ребенком — это невыносимо. Расскажу вам об одной девочке. Я второй год преподавал у них английский. Девчонка — совсем замухрышка, но с потрясающим характером. Смешная. Училась отвратительно. Лицо — все в подростковых угрях. Но мальчишкам она нравилась. У нее было свое очарование и неиссякаемая энергия. И вот однажды она пришла в школу — все лицо в ссадинах и кровоподтеках. Левый глаз совсем заплыл, губа распухла. Естественно, ребята начали к ней приставать: что случилось? Она молчала и только отшучивалась. Я оставил ее после уроков и задал ей тот же вопрос. Звали эту девчонку Сью Эллен. Едва класс опустел, она заплакала. Оказалось, накануне отец избил и ее, и мать. Обычно он бил их по закрытым частям тела, и никто не видел следов. Но в тот вечер он добрался до лиц жены и дочери. Так вот, док, я вполне профессионально слушал, а эта мужественная девочка описывала, как папочка лупил ее по лицу. Но я не из тех, кто держит профессиональную дистанцию.
— И что же вы сделали? — осведомилась доктор.
— Не знаю, было ли это в чьих-либо интересах, но кое-что сделал.
— Надеюсь, ничего безрассудного?
— Вам это покажется безрассудством, — заметил я. — Весь тот день у меня перед глазами стояло избитое лицо Сью Эллен. Вечером после тренировок я поехал на Пальмовый остров и отыскал невзрачный домишко, в котором жила эта девочка. Постучал в дверь. Открыл ее отец. Я сказал, что хочу поговорить с ним насчет дочери. Он велел мне проваливать в зад. И вдруг я услышал плач девочки. Я оттолкнул ее отца и вошел в дом. Сью лежала на диване с окровавленным носом. Мое появление ее озадачило. Попытавшись улыбнуться, Сью спросила: «Тренер Винго, что привело вас в наше захолустье?»
— Вам следовало действовать через соответствующие инстанции, — перебила меня доктор Лоуэнстайн. — Нужно было обратиться к тем, кто уполномочен заниматься подобными делами.
— Конечно вы правы, доктор. И в этом одна из причин, почему вы богаты и пользуетесь уважением, а я хожу на работу в футболке, и то если есть куда ходить.
— Что же было потом?
— Ее папочка летал у меня по всему дому. Я колошматил его о стены, бил головой об пол. Потом я услышал шум, странный, словно из сна. Это Сью Эллен во всю мощь своих легких подбадривала меня, а ее мать кричала, требуя прекратить избиение. Когда этот подонок очнулся, я пригрозил, что если он еще хоть раз тронет Сью Эллен, я вернусь и убью его.
— Том, я впервые слышу такую жестокую историю, — поморщившись, призналась доктор Лоуэнстайн.
— Как видите, я взял ее с собой, не смог оставить в классной комнате.
Я опустил голову и разглядывал свой мартини.
— И все же я считаю, что той девочке можно было оказать более эффективную помощь. Вы всегда так эмоциональны?
— Сью Эллен мертва, доктор, — сообщил я, посмотрев в ее темно-карие глаза.
— Как?
— Как многие девочки, выбирающие мужей, похожих на отцов. Кажется, причина в том, что они начинают связывать любовь с болью. Ищут мужчин, распускающих руки, по принципу «бьет — значит, любит». Сью Эллен нашла такое ничтожество. Во время ссоры он убил ее выстрелом из ружья.