Принц шутов
Шрифт:
В Тертанах мы держались особняком, избегая постоялых дворов и городов, спали под живыми изгородями, пили из рек, которых там более чем достаточно, — они делили местность на бесконечные полосы.
На границе Восточного и Западного Тертана лежит сосновый лес под названием Гофау, огромный, темный, угрожающий.
— Мы могли бы просто ехать по дороге, — сказал я.
— Лучше пересечь границу незаметно. — Снорри окинул взглядом опушку. — Тертанские гвардейцы с легкостью упекут нас на месяц в тюрьму, да еще и отберут все ценности в
Я оглянулся на тропу, по которой мы спускались с холмов, — тонкую линию на унылом склоне. Гофау не отличался привлекательностью, но угроза сзади тревожила меня больше. Я чувствовал ее каждый день, она буквально кусала нас за пятки. Я ожидал неприятностей с тех самых пор, как мы покинули город Крат, причем не со стороны короля Олидана, решившего, что я запятнал честь его королевы. Мертвый Король сделал два хода, чтобы остановить нас, и третья попытка могла стать удачной.
— Вперед, Ял, вот куда надо смотреть. Вы, южане, вечно оглядываетесь назад.
— Это потому, что мы не дураки, — сказал я. — Ты забыл нерожденного в цирке, Эдриса, его молодчиков и то, чем они стали, когда ты убил их?
— Кто-то засевает наш путь, чтобы остановить нас, но он не гонится за нами.
— Но та тварь в Вермильоне — она сбежала; Сейджес сказал, надо встретить ее лицом к лицу, он…
— Он сказал и мне то же самое. — Снорри кивнул. — Не нужно так уж верить ему, но в данном случае, полагаю, он прав. Оно сбежало. Подозреваю, существо, которое ты видел в оперном театре, — нерожденный, древний и могущественный — и был целью заклятия Молчаливой Сестры. Возможно, это доверенный слуга Мертвого Короля. Или его полководец.
— Но он же не идет за нами?
Шел. Я знал это.
— Ты разве не слушал повелителя сновидений, Ял?
— Он много чего сказал. По большей части о том, что тебя надо убить. А также о том, как я попаду домой, если сделаю это.
— Почему проклятие Молчаливой Сестры все еще на нас?
Это навело меня на мысль.
— Потому что нерожденный не был уничтожен. Заклятие — это акт воли. Оно нуждается в завершенности, в достижении цели.
Я скрестил руки, довольный собой.
— Ну да. А мы едем на север, и заклятие не причиняет нам вреда.
— Именно.
Я нахмурился. Не к добру все это.
— Нерожденный не гонится за нами, Ял. Мы гонимся за ним. Он ушел на север.
— Черт! — Я попытался успокоиться. — Но… но, слушай, каковы шансы? Мы направляемся в одно и то же место?
— Молчаливая Сестра видит будущее. — Снорри коснулся глаза пальцем. — Ее магия нацелена в завтра. Заклинание, которое должно дотянуться до нерожденного, пошло по тому пути, по которому его кто-то пронесет, — кто-то, чья цель в том же месте.
— Черт!
Сказать мне больше было нечего.
— Угу.
Мы ехали по опушке Гофау, покуда не нашли тропку, слишком широкую для оленьей, лишком узкую для тропы лесника. Впрочем, когда мы вошли в лес, ведя коней под уздцы и стараясь не выколоть глаза сучьями, оказалось, что Гофау — не тот лес, где водятся олени. И лесники.
— Леса. — Снорри потер предплечье, на котором остались три параллельных
— У нас в Красной Марке леса, где можно охотиться на оленей и кабанов, нормальные леса с нормальными деревьями, не как здесь — одни сосны, там и угольщики, и дровосеки, и волки с медведями. Но на Севере… — Я махнул на тесно стоящие стволы, ветви которых переплелись так, что каждый метр пришлось бы прорубать. — Мертвые края. Только деревья, деревья, одни деревья. Слушай! Даже птиц нет.
Снорри упорно топал вперед.
— Ял… вот на этот раз соглашусь с тобой — леса на юге лучше.
Мы продирались сквозь лес по извилистым тропам, шаги заглушал толстый слой сухих иголок. И очень скоро мы заблудились. Даже солнце не помогало ориентироваться — свет едва сочился из-за тяжелых облаков.
— Не горю желанием ночевать здесь.
Темнота, должно быть, будет кромешная.
— Ну, в конце концов мы найдем ручей и пойдем вдоль него. — Снорри сломал торчащую на пути ветку. Иголки посыпались с едва слышным шелестом. — Это недолго — мы все-таки в Тертанах. Тут трех шагов не ступить, чтобы не влезть ногами в речку.
Я не ответил, просто последовал за ним. Звучало разумно, но пока что лес был абсолютно сухой, и я представил, что сплетающиеся корни выпивают любой ручеек, прежде чем он заберется сюда больше чем на полкилометра.
Казалось, лес стал еще гуще. Медленная жизнь деревьев подавляла все, бесчувственная и безжалостная. Темнеть начало рано, и мы шли в сумерках, хотя солнце над нами еще касалось вершин деревьев.
— Я бы отдал золотой за полянку.
Да я бы дал столько же за возможность раскинуть руки. Рон и Слейпнир плелись за нами, опустив головы, задевая боками ветви с обеих сторон, на свой лошадиный манер унылые и несчастные.
Где-то далеко солнце опускалось за горизонт. Резко похолодало, и мы пробивались сквозь стену мертвых ветвей в тихом сумраке. Внезапно раздавшийся шум испугал нас, нарушив долго стоявшую тишину.
— Олень?
Я больше надеялся, чем верил в это. Что-то большое и не столь изящное ломало ветви.
— Не один.
Снорри кивнул в другую сторону. Оттуда тоже слышался все более громкий хруст.
Вскоре оно наступало на нас уже с двух сторон. Что-то бледное и высокое.
— Им пришлось ждать темноты.
Я сплюнул сухие иголки и с трудом вытащил меч. Размахнуться им будет явно негде.
Снорри остановился и развернулся. В темноте я не мог рассмотреть его глаза, но что-то в том, как он замер на месте, подсказало: они почернели, в них не было ни выражения, ни души.
— С их стороны было бы умнее явиться при свете.
Губы его двигались, но голос был совершенно чужим.
Вдруг я понял, что не уверен, точно ли тропа — самое безопасное место во всем Гофау. Одно из существ, окружающих нас, приблизилось, и я увидел, как мелькнули бледные руки и ноги — как у человека, но голые и белесовато-зеленые. У твари было белое лицо, зубы и десны обнажены в оскале. Блестящие глаза долю секунды смотрели прямо в мои, выдавая нестерпимый голод.