Принц шутов
Шрифт:
— Как?
Сейджес захлебывался кровью, которая текла у него теперь с подбородка.
Меч убрался назад, и язычник поднял голову, лицо — гордое и какое-то нечеловеческое, как у мраморных статуй греческих богов и римских императоров.
— Он — владыка света.
И клинок, мелькнув, снес голову язычника, как коса срезает траву.
— Проснись! — Это не был голос ангела, возвышающегося над трупом Сейджеса. Голос шел из-за пределов замка, громче, чем могло показаться возможным, достаточно громко, чтобы сокрушить камень. — Проснись!
Бред какой-то.
— Что…
— Проснись!
Я
— Баракель?
— Низкородный кузнец снов возомнил, что сможет запятнать повелителя света? — Баракель, похоже, издевался. Потом посерьезнел. — Я вижу позади него руку. С более смертоносным прикосновением. Синие пальцы. С…
— Э-это был ты? Но ты такой… в общем, такой зануда.
Я выскользнул из постели, все тело болело, будто я ночь напролет боролся с берберийской обезьяной. Комната была пуста, ангел снова вещал в моей голове.
— Я говорю голосом, который мне дал ты, Ялан. Я ограничен твоим воображением, мне придало форму твое тщеславие. Любая твоя ошибка делает меня меньше, а их много. Я…
Горящий край солнца оторвался от горизонта, заливая лес золотым светом. И тишина была золотой. Баракель наконец исчез. Я вернулся в удобное кресло, натянув штаны, но понял, что сидеть в нем не хочу. Я посмотрел на стул со спинкой и представил Сейджеса таким, каким он был в моем сне, с отрубленной, падающей головой. Он хотел, чтобы я отдал приказ об убийстве Снорри. Аргументы у него были вполне здравые, но, хотя за карточным столом я проиграл больше денег, чем выиграл, я провел там достаточно времени, чтобы понимать, когда со мной играют.
К тому времени как я умылся и оделся, на востоке день вышел на сцену, петухи запели, люди занялись своими делами, и за стенами Высокого замка проснулся город Крат. Робкий стук оторвал меня от размышлений у окна.
— Что?
— Это Станн, ваше высочество. — Пауза. — Вам помочь одеться, или…
— Иди и приведи сюда моего викинга. Мы позавтракаем в самом лучшем заведении.
Паж ускакал прочь, звук его шагов постепенно стих. Я сел на кровати и достал медальон. Пустые гнезда проданных камней смотрели на меня с немым упреком. Все верно. Правосудие слепо. Любовь слепа. Еще за один камень я смогу добраться до Вермильона в удобной карете. Еще одним расплачусь за вино и хорошую компанию. Еще два будут смотреть, как я уезжаю, как оставляю друга в могиле для бедняков и возвращаюсь на мелководье. Интересно, видел ли Баракель мою душу, когда смотрел на меня? Как она выглядела? Я каждый день продавал ее частицу, покупая себе возможность быть трусом.
— И все же, — сказал я себе, — лучше долгая презренная, наполненная удовольствиями жизнь, чем скоропалительный героизм и скоропостижная смерть. И лишь потому, что один человек обыгрывает другого, не следует считать, что это неверный путь для них обоих.
Я подумал о холодном Севере, вспомнил, какие ужасы рассказывал о нем Снорри, и вздрогнул.
— Ял! —
Позади него в коридоре мялся Станн, пытаясь как-то обойти его.
Я встал.
— Пошли. Мальчик отведет нас туда, где мы сможем позавтракать.
И мы пошли за Станном, который трусил впереди, в то время как мы легко поспевали за ним шагом.
— Можно распорядиться, чтобы еду принесли в ваши комнаты, милорды.
Он сказал это через плечо, переводя дух.
— Мне нравится в компании, — сказал я. — И для тебя, мальчик, я — королевское высочество. А он… хаульдр. К таким следует обращаться: «Эй, ты!»
— Да, ваше королевское высочество.
— Вот так-то лучше.
Еще коридор, еще поворот, и мы вышли из-под арки в приличных размеров зал с тремя длинными столами. За двумя ели мужчины, судя по всему гости или довольно важные персоны из замка. Не королевских кровей, но и не простолюдины. Станн показал на свободный стол.
— Ваше королевское высочество.
Он поднял глаза на Снорри, прикусил губу, нерешительно переминаясь с ноги на ногу и сомневаясь, допустимо ли человеку ранга Снорри сидеть за столом.
— Снорри будет есть со мной, — сказал я. — Особое распоряжение.
Станн с облегчением вздохнул и показал нам наши стулья.
— Я буду яичницу с солью и щепоткой черного перца и рыбу. Сельдь, макрель, что-нибудь копченое. Викинг, наверно, будет свинью, наполовину забитую.
— Бекон, — кивнул Снорри. — И хлеб. Чем чернее, тем лучше. И пиво.
Мальчик убежал, повторяя заказы быстро-быстро.
Снорри откинулся на стуле и душевно так зевнул.
— Как спалось? — спросил я.
Он ухмыльнулся и посмотрел на меня понимающе.
— Снилось странное.
— Что странное-то?
— Каждую ночь — дочь Локи. Если появление во сне Аслауг кажется чем-то обычным, можешь считать, что это и есть странное.
— Попробую.
— Низенький человек, весь покрытый письменами, всю ночь убеждал меня убить тебя с утра. По крайней мере, большую часть ночи, покуда Аслауг не сожрала его.
— А-а.
Мы посидели молча, пока слуга не принес две бутыли пива и краюху хлеба.
— Ну и?..
Я не на шутку напрягся. Между нами, рядом с хлебом, лежал острый нож.
— Я не захотел.
Снорри разломил краюху пополам.
— Хорошо.
Я с облегчением вздохнул.
— Лучше подождать, пока выберемся из замка, а потом уже сделать это. — Он впился зубами в хлеб, чтобы спрятать усмешку. — А ты? Ты-то как спал?
— Примерно так же.
Но Снорри уже утратил интерес, взгляд его был прикован к дверям.
Я повернулся и увидел молодую женщину — высокую, стройную, но сильную. Она не была красавицей в общепринятом смысле, но что-то в ней наполнило мою голову отнюдь не обыденными мыслями. Я смотрел, как она приближается уверенными шагами. Высокие скулы, выразительные губы, рассыпавшиеся по плечам темно-рыжие кудри. Я встал и приготовился к поклону. Снорри остался сидеть.