Принц в квадрате
Шрифт:
Потом мы немного попетляли по лесным тропинкам (избавьте меня от описания всех этих величественных дубов и раскидистых елок: как потомственная горожанка, я отличу одно от другого только на детской картинке, где листья размером с парадное блюдо), и вышли наконец на узкую дорожку, и в самом деле мощеную желтым кирпичом. Над дорогой даже, согласно более поздним книгам Волкова, раскачивались разноцветные фонарики.
— Плохо дело, — озабочено сказал Юнгес. — Тролли иллюминацию повесили.
— И что? — спросила я.
— А то, что у них праздник скоро.
Олю наш разговор нисколько не заинтересовал. Приунывшая на жаркой дороге, она вновь воспрянула духом. А когда мы нашли ручей, и я наконец-то умылась (впервые за утро!), мне стало казаться, что тролли-людоеды — это не так уж страшно. Более того, я решила, что попадись мне сейчас какой-нибудь не очень аккуратный гомо-сапиенс, я бы с удовольствием последовала их примеру.
Мы двинулись дальше по дороге, Оля напевала песенку. Содержание песенки не стало для меня новостью:
— Мы в город Изумрудный идем дорогой трудной! Идем дорогой трудной, дорогой непростой…
— Ого, — расслышав, лютнист посмотрел на меня со страхом и уважением. — Так вы не в Торгар-Гилдор на самом деле?
— В Торгар, — не согласилась я. — Про Изумрудный город — это так просто.
— Так просто?! — Юнгес схватился за голову. — Про самое страшное в округе урочище людоедов и чудищ всех мастей — так просто?!
— Н-да… — я проглотила вертевшееся на языке ругательства. — Ну и ладно, пусть поет. Или они услышат и прибегут? Сказать ей, чтобы замолчала?
— Как это — услышат и прибегут? — Юнгес посмотрел на меня очень подозрительно и настороженно. — Вы что же, ничего не знаете?
— Что «ничего»? Я же сказала, мы здесь недавно!
— Странно, вы должны были… Но, может быть, я ошибаюсь…
Я не успела спросить Юнгеса, в чем это он ошибается: из-за поворота мы услышали вопль. Дело в том, что, пока мы с бардом общались, Олег ушел вперед и как раз скрылся за поворотом, причем его от нас заслонили какие-то кусты. Когда же мы обогнули этот поворот, мы увидели чудовище.
Оно было страшным, оскаленным, напоминало какую-то гигантскую гориллу с акульей мордой, а в когтистой лапе он держал огромную дубину. Олег стоял перед чудовищем и визжал — к моему удивлению, в его голосе звучали нотки восторга. С другой стороны, а чем я удивляюсь?
— Стоять! — заорала я, не понимая, к кому именно я обращаюсь: все участники немой сцены и так застыли. Да, я сухая, холодная женщина, но некоторая алогичность не чужда и мне.
Мое чадо обернулось ко мне и просияло.
— Мам, да ты не бойся! Ты сама говорила, что около человеческого жилья чудовища не водятся. Так что этот тролль — добрый, — Олег с вызовом ткнул в монстра пальцем.
— Вот бля… — чудовище уронило дубинку.
— И не матерится! — продолжило мое личное чудовище.
Тролль подавился следующей ремаркой и с тоской возвел глаза к небу.
— Вообще-то, это не тролль, — сказал Юнгес. — Здесь недалеко болотистые почвы, значит, это болотожор. Оголодал, наверное.
— …И сейчас он наверняка уйдет к себе в логово, понесет своим
Чудовище тоскливо подхватило горсть шишек в широкую ладонь и уныло заковыляло прочь, в заросли. С отвисшей челюстью я наблюдала за этой невероятной сценой. Юнгес заглянул мне в лицо и присвистнул, но ничего не сказал.
— Пошли дальше, — Олег деловито отряхнул руки, подобрал у края дороги суковатую палку, зачем-то взвалил ее на плечо и пошел дальше.
Мы с Юнгесом тоже возобновили свою беседу на ходу. Точнее, он возобновил. Я все еще переваривала странное поведение монстра и пыталась понять, как же вести себя дальше, а лютнист через какое-то время задумчиво сказал, как ни в чем не бывало (правда, говорил он очень тихо, чтобы не расслышал спешащий впереди Олег).
— Похоже, вы и в самом деле ничего не знаете. Просто удивительно. Даже мне заметно, хотя моя власть над словами не так уж велика.
— О чем вы?
— Об удивительной силе вашего сына. Как я жалею, что связался с вами! Если бы вы не были так очаровательны… Постойте-ка! — прищурившись, он поглядел на меня. — Быть может, вы и не были так уж очаровательны? Быть может, только недавно ваш облик стал так неповторимо прекрасен, что все встречные и поперечные стали влюбляться в вас?
— Вот уж никогда не считала себя очаровательной! — сердито воскликнула я. — Я даже замуж выходила по расчету!
— А что, бывает иначе? — удивленно посмотрел на меня лютнист. — Ну ладно, госпожа Светлана, как бы то ни было, а теперь уже поздно. Раз мальчик сказал, что мы идем в Изумрудный Город, значит, именно там мы и окажемся в скором времени. Ибо, если вы еще не заметили, все, что говорит ваш ребенок, становится правдой.
— Как так? — я замерла.
— Идемте, нельзя, чтобы мальчик заметил, — лютнист ухватил меня под руку. — Если он узнает — все пропало. Либо будет говорить чепуху, и мир рухнет, либо научится произносить всякие страхи с полным убеждением… Да, да, не смотрите на меня так! Ему дарована удивительная сила, и, видимо, она-то и затянула вас в переделки.
Удивительно. Как это раньше я с этим не сталкивалась.
Юнгес вторил моим мыслям:
— Удивительно, как вы раньше ничего не заметили, но тут уж ничего не поделаешь. Придется вам как-то выкручиваться. Какое счастье, что я — бездетный холостяк!
— Да уж, — невольно согласилась я, прикидывая, до чего жутко быть женой такого типа, как Юнгес. — Но постойте-ка! Так если она… он скажет: «У меня голова раскалывается» — мы тут все увидим последствия удара топором по черепу?
— Ну нет, — сказал Юнгес, — только если он будет при этом абсолютно уверен, что его голова и в самом деле раскалывается на две половины. Это ведь не просто слова становятся реальностью — это стоящая за ними уверенность. Метафора — по сути своей ложь, она такой силы не имеет. Главное теперь не допускать его разочарования в себе.