Принц воров
Шрифт:
От мощнейшего хука в левое ухо обиженный амбал стремительно полетел в угол, сшибая на своем пути колченогий стул и ноты с чудовищно запылившегося фортепиано. Издав минорный гул, оно чудом устояло. Чего нельзя было сказать об амбале, который, поднявшись под звенящее молчание сотоварищей, приложил к виску руку, отнял ее и убедился в том, что она вся в крови. Голова его находилась, как и мысли, в полном беспорядке. Бывший чемпион СССР в тяжелом весе Боря Заволокин находился в нокдауне после удара, который любого другого из находившихся отправил бы в нокаут.
— А отрицать очевидное, молодой человек, глупо и безнравственно, — заверил Червонец и стремительным
В результате этого Бориного марш-броска опрокинулся стол, и водка, которой были еще полны бутылки, теперь разлилась по полу.
— Куда тебе с таким портретом на Мойку выходить, — заметил Полонский, снова сунув руки в карманы. — У тебя теперь другое задание будет. Вот ты! — он указал на сидящего рядом с ним по правую руку вора. — Балык, свиные ребра, икру. Никакой прелой сельди. И водки. Теперь уже в два раза больше. Здесь хватит, — он пнул ногой упавшие со стола купюры и повернулся к Боре: — Взять тряпку, ведро воды и вымыть здесь пол начисто. Если хоть одна сука тут на пол плюнет, запихну под диван.
Проводив взглядом метнувшегося к входной двери воришку с деньгами, Червонец присел на стул, зацепив его с пола ногой, и уставился тяжелым взглядом на Геру:
— Тебе, лохматому, который окрестил меня фраером и спросил, кто я есть таков, отвечаю: я не фраер. И не блатной. И не «кум» [13] с Литейного. И не х… с бугра. Для тебя, перхоть, я дядя Альберт. Вот так ты и твои корешки отныне меня именовать и будете. И если я посчитаю возможным хотя бы на сотую долю процента довериться кому-то из вас, я разрешу этому человеку звать меня Червонцем. Есть еще что-то непонятное или будем продолжать залупаться и кровь терять?
13
Опер (вор. ).
После упоминания хорошо известного в криминальных кругах имени братва притихла, если не сказать — офонарела. Увидеть в грязной кондейке залитую одиозным светом фигуру было нереально, однако это было явью. Червонец, чьим именем пугали детей законопослушные ленинградцы и чьи поступки для многих из воровской братии стали примером для подражания, сидел на стуле, курил «Герцеговину Флор», болтал по-свойски, пил водку, чокаясь со всеми на равных, и даже отпускал шутки в адрес Бори, лицо которого было похоже на кусок свежей говяжьей печени.
Ближе к вечеру всем все стало ясно. Господь бог если и дарит когда шанс стать счастливым человеком, то подарил им его сегодня. Всего-то делов — вынести с кладбища где-то в Хромово сокровища Червонца, унести которые сам вор не в состоянии (что и понятно при его-то положении), получить пай, влиться в новую семью и заняться наконец настоящими делами. Одна идея братания с пацанами какого-то Капонова чего стоит. Водка, спирт, Канада, банки, доллары — дело совершенно непонятное, но до того приятное, что скажи Червонец: «Идем на погост прямо сейчас» — они встали бы и пошли. Шанс преобразиться из шпанки в приближенные известного по всей стране вора за один день дается не каждому. И просто идиот тот, кто на эту тему не поведется!..
И никто не удивился, когда Червонец, явно оберегая свой организм от лишних рюмок, зачерпнул ложечкой
— Ну, готовы?
Конечно, они готовы. Еще как готовы, и удивляться этому было нечего. Судьба более весомых фигур в их мире — Гуся, Карамболя, Нетопыря, Вагона и остальных, чьи тела теперь охлаждали и без того ледяной морг Ленинграда, — была им неизвестна. Их ждало море, белые штаны, пальмы…
— А пальмы есть в Америке?
— Чудовищной высоты.
Во, хорошо!.. Пальмы, значит, штаны, девки, которым можно засаживать не по нужде великой, а под настроение, и всякий раз — новой, коктейли (черт его знает, что это такое) в конусообразных (вообще непонятно) бокалах, мулаты с белыми полотенцами у бассейна, лиловые негры за рулем лимузинов и опрятные банкиры (банкиры — это как наши сотрудницы сберкасс, только не матерящиеся бабы, а воспитанные мужчины лет под сорок).
Засомневался в предстоящем предприятии лишь Гера Правильный.
— Фуйня это какая-то, — выдавил среди всеобщего восторга и был тотчас же воспринят как не свой. И даже как-то стало попахивать от него «мусорщинкой». — Какая Америка? На кой хер мы там кому нужны? Водяру гонять из Питера в Стокгольм, из Стокгольма в Канаду, из Канады — в Америку. Это ж сколько легавых нае…ть надо, чтобы ковбоев допьяна напоить? Тут, епт, на Невский выйдешь, у тебя пятнадцать раз прописку проверят и, дело прошлое, с нормальной ксивой все равно в отделение уволокут, а вы хотите, чтобы контейнеры с бутылками пять границ прошли и никто на них внимания как бы не обратил. Фули, давайте уж тогда в Африку спирт гонять. Пускай негры алмазами плотют…
— Ты, я вижу, хорошо знаком с геологической разведкой в Африке, — заметил Червонец под общий осуждающий Геру шум. — Образованный человек. Тогда почему же сидишь здесь, в грязи, харкаешь себе под ноги и жрешь вареную картошку с пахнущей тиной килькой?
Перед самым уходом из квартиры Гера решился. Выходили они из притона по одному, договорясь встретиться на южной окраине города. Места эти и Червонец, и новые его подельники знали очень хорошо. На все про все — на сбор и оговаривание последних деталей — Полонский отвел два часа. Сам же пошел с Правильным, что для всех стало доказательством того, что Червонец решил убедить бывшего вожака до конца.
Так, собственно, и вышло. Через два квартала Червонец завел Геру в один из «колодцев», объяснив такое уклонение от маршрута надобностью прихватить оружие, где и благополучно заставил воришку расстаться с жизнью посредством нескольких ударов ножом ему в живот.
«За что?..» — этот вопрос Альберту Полонскому приходилось слышать не раз. На его пути постоянно встречались люди, готовые превратить его идею в прах. Но ближайший сподвижник Святого никогда не менял свои планы из-за одного оппонента, если обстоятельства позволяли эту преграду устранить.
Оставлять за своей спиной внутреннюю неуверенность в успехе мероприятия было не в правилах Червонца. Люди, которые эту неуверенность в нем зарождали, умирали быстро, и каждый по-своему. Гере достался брошенный полуразвалившийся дом внутри «колодца», куда редко заглядывал даже участковый, нож и пяток минут для прощания с жизнью.
Никто не удивился, когда Червонец прибыл на встречу один.
— Он ушел, боится, — объяснил на скорую руку, велев трогаться в путь, Полонский.
Да и черт с ним, решили все. Это значит, что пай Геры будет поделен поровну между всеми. Так гласят правила воровской жизни, соблюдает которые Червонец, надо думать, неукоснительно.