Принцесса для психолога
Шрифт:
Глава 56 Царица с петлей на шее
Звук гонга, тяжелый и густой, плыл над крепостью Шери, смешиваясь с утренними туманами, которые пришли с моря.
В тумане звуки ведут себя странно: раздваиваются, смешиваются, спешат и опаздывают. Иногда исчезают без следа, не оставив даже эха, а иногда разносятся далеко. Вот и сейчас — сколько ударов отбил гонг: три или четыре?
Разница была принципиальной. Три удара означали, что в Шариере без перемен, а, значит, и маленькой осажденной крепости надеяться не на что, подкрепления не будет. Четыре
Четыре удара означали, что период безвластия закончился, во главе кесарии встал… хоть кто-то, кого знать и жрецы облекли доверием принимать решения. И, возможно, этот кто-то сочтет нападение на Шери достаточно важным, чтобы послать хотя бы полк Железных…
Но четвертый удар то ли заблудился в тумане, то ли его и вовсе не было. А, значит, все оставалось по-прежнему.
Крепость-ключ к Шариеру уже половину луны сжимали в кольце не меньше трех тысяч пустынников. Над самым большим шатром плескались на ветру вымпелы царей Харая и Тавви. Иногда хичины развлекали запертых в Шери воинов своими играми, лихими и жестокими: выводили пленных, отпускали их с глумливыми напутствиями бежать как можно быстрее и, выждав время, принимались пускать тупые стрелы.
Строго говоря, шанс у пленных был. Если бежать достаточно быстро и уворачиваться ловко. Да только если стрел — десяток, какая-нибудь обязательно сломает кость или перебьет жилу. Пока до края каменной гряды не добежал ни один.
Их тела скидывали в ров, расписав лица оскорбительными узорами.
На что рассчитывали? Что у воинов крепости сдадут нервы и они откроют ворота, чтобы попытаться отбить своих? Может быть и попытались, только комендант Сантер повесил бы за один призыв к такой глупости.
Массивные стены были единственным, что защищало Шери. Боеприпасы подходили к концу. Камни для тяжелых баллист уже закончились и Сантер отдал приказ разбирать хозяйственные здания. Стрелы пока еще были, но — не так, чтобы очень много. Не ощущалось недостатка только в воде — подземная жила проходила слишком глубоко, куда этим псам ее повредить! Они даже нормальный циркум возвести не смогли — просто встали под стенами дикой ордой, с конями и верблюдами…
Полк Железных разметал бы их шутя. Но Шариеру было не до крепости. Квирин евнухов и Совет лучших людей занимались куда более серьезным делом — делили власть! Чтоб она им всем поперек горла встала.
Рагай с сожалением подумал об ужине у коменданта, на который он не пришел, просто не смог — поймали очередного паникера, пришлось поучить его плетьми. А плотно поесть сотник бы не отказался. Припасы в крепости пока были, но пайки Сантер мудро урезал до миски гороховой похлебки с утра и миски чечевицы на ночь. Мясо съели, рыбу тоже. У Лариты, по крайней мере, были сыр и орехи.
— Азар, — сотник повернулся. Окликнул его старый приятель, командир артиллеристов. — Не слышал, сколько ударов гонга было? С этим туманом ничего не разберешь.
— Четыре, — хладнокровно солгал Рагай.
Небо покарает его за ложь, но аскерам на стенах будет хоть немного легче. Умирать с безнадежностью в сердце или умирать с надеждой, это все-таки совсем разные вещи. Жаль, что во всей крепости не нашлось никого, кто смог бы так же убедительно наврать самому Рагаю.
— …Еще
На еду узникам не тратились с самого начала осады. Рагай просто сделал следующий шаг.
Шекер готовили с утра. Сначала амма, потом притирания. Две рабыни бережно расчесали длинные волосы и, словно глумясь над царевной, затянули их в такие тугие косы, что у девушки разболелась голова. Но жаловаться она не стала, и требовать ослабить косы — тоже. Знала, что бесполезно.
…Царица с петлей на шее — вот кем она была здесь. Номинальная владычица Шариера, которой на деле не дозволялось даже выбрать, как плести косы. Неужели именно о такой судьбе для любимой дочери мечтала Юмшан? Хотя, с нее бы сталось. Не ей же мучиться!
Повседневная одежда хичинов, и мужская и женская, была простой и удобной. Она защищала от злого солнца и жалящего, как тысячи иголок, мелкого песка, ночного холода и нескромных взглядов. А больше от нее ничего и не требовалось. Шекер к ней привыкла.
Сейчас ее облачили в шелковую нижнюю рубашку. Она была тонкой, почти невесомой. Девушка вздохнула от удовольствия и подумала, что все приятности в этой жизни лишь вестники бед, а, значит, расслабляться рано.
Вторым предметом оказались алые, как кровь из жилы жизни, ширвали, собранные в плотные складки и стянутые на бедрах. А дальше была тяжелая, душная абайя — черная, как безлунная ночь над Хаммганом и расшитая серебром и жемчугом так плотно, что весила, наверное, несколько таров. Чтобы просто согнуть руку в таком платье, пришлось бы приложить усилия.
На плечи словно легла невидимая гора. Шекер тихонько вздохнула и немедленно получила укоризненный взгляд от старой рабыни.
Эта могла "царицу" и по щекам нахлестать! Мерзавка служила Заре… И все, больше можно не говорить ничего.
Хитрая старуха в простой алобее, тихонько курившая свой кальян в личном садике на женской половине дворца — вот кто был настоящей царицей. А Шекер — просто кукла. Которую дергают за невидимые ниточки и могут в любой момент приказать зашить в мешок.
Кукла, которая… пока не сыграла свою партию. У которой на доске так мало — и так много. Да благословят Высокие Небеса Священного кесара, который дал ей право одного хода… Без него Шекер была бы обречена стать такой же, как Зара, а это — страшно.
Сейчас старуха была довольна, как курица, у которой из яйца вылупился павлин. Но курица — она и есть курица. И предназначение ее определено раз и навсегда. Она закончит свои дни в лапше.
Рабыни набросили на Шекер узорное покрывало, верхний конец затянули сзади на голову и закрепили при помощи хитрого посеребренного шнурка на лбу, а оставшуюся ткань скололи спереди тяжелой, крупной застежкой, украшенной драгоценными камнями, так, чтобы ткань красиво спадала на спину и бока, почти полностью укрывая фигуру.