Принцесса и её зверь
Шрифт:
— Ну что, мой маленький горностайчик? Снова будешь кусаться?
Я отвернулась. Мне и правда хотелось его цапнуть. Всё, что было до превращения, казалось лишь выдуманным сном, пусть настоящее и дарило осторожную надежду.
— Я знаю, что тебе больно, и ты, скорее всего, не понимаешь моих слов, но, Тэа, я всё равно буду рядом.
Мне хотелось попробовать что-то сказать, но было страшно услышать свой голос. Мгновениями даже казалось, что я по-прежнему зверёк с палёной шестью и сломанным хвостом, но стоило сжать пальцы, как это ощущение пропадало.
— Ты хочешь есть, — уверенно сказал
Я уткнулась лицом в подушку. Пахло заманчиво, и у меня гудел живот, но принимать от него заботу гордость не позволяла. Прежде доброты вспомнилась вся ненависть, что скопилась после нашего расставания, все колкости, что он говорил. К тому же Вэйл пришёл слишком поздно. Он спас моё тело, но не успел оградить душу от адских мучений. Именно их я вспоминала каждую минуту, а вовсе не его поцелуи и объятья, повторения которых, как мне казалось, не хотела. А ещё сквозь путаницу чувств пробивалась жалость: на лице и теле Вэйла были свежие незажившие раны, полученные им в битве с колдуном.
— Ну же, погляди сюда! Правда вкусно, вот.
Он съел немного каши, но я не пошевелилась.
— Прошу тебя, не упрямься. Хотя бы попробуй… Ну, хочешь, я тебе варёного мяса дам? Только есть нужно не с пола.
Вэйл попытался приблизиться, и я вскрикнула. Сама не знаю, как получился такой странный звук: низкий, гортанный, какой-то птичий.
— Ладно, — поднял руку мужчина, — я вернусь на своё место. Но если ты будешь голодать — раны не заживут. К тому же ты очень сильно похудела.
Тут уж я не выдержала, ведь он говорил об этом так спокойно.
— Как… ты… можешь?! — Слёзы хлынули на подушку. — Где… ты… был?! Я… сказала… не… не… возвращаться! Ты… меня… обидел! Не надо было приходить! — Я размазала по щекам солёные потоки. — Ты пришёл… слишком… поздно. Не хочу тебя видеть! Оставь меня!.. Не нужна мне эта чёртова каша!
Я выхватила тарелку из его руки и со всей дури швырнула её о стену.
— Волнушка… — выдохнул он и сгрёб меня в охапку.
Взвыв, я рванулась на свободу, но он не отпустил. Вэйл принялся гладить меня по голове и баюкать, а я шмыгала носом, и била его, и злилась, и хотела вывалить ему всё, что за это время накопила.
— Я не волнушка… тебе! И не надо… жалеть! Ты… сказал… что будешь… мне… другом! а сам!.. ты клялся… ты обещал… И, если не муж, так не трогай меня больше никогда!!!
— Прошу тебя, не трать силы.
— Ни о чём не проси больше, гад!
— Ладно, горностайчик. Я требую, чтобы ты успокоилась.
Он положил мои руки к себе на грудь и крепко прижал одной широкой ладонью.
— За то, что позволил ему совершить с тобой подобное, я никогда не прошу себя. Но, может быть, узнав обо мне правду, тысможешь меня простить?
— Ты женат? — выпалила я.
— Нет, девочка моя. И никогда не был. Едва узнал о том, что ты пропала — я отправился на поиски. Нет у меня иной возлюбленной, кроме тебя.
Я уставилась на него круглыми глазами. В носу уже щипало, и слёзы делали лицо Вэйла похожим на отражение в воде.
— Но мы простились… поругались… ты сказал, что никогда…
— Это был не я, Тэа. Прошу, поешь, а я расскажу тебе о том, о чём клялся молчать.
Я беспомощно
— Прости… Нет, не хочу просить прощения! — Я крепко сжала пальцы. — Я разозлилась, и до сих пор зла!
— Не бывает плохих и хороших чувств. Ты как всегда честна со мной, и я отплачу тем же. Только принесу тебе хотя бы кусок пирога.
Пришлось несколько раз вдохнуть и выдохнуть, чтобы снова не заплакать. Он был готов открыть мне главную тайну, но хотела ли я её узнать?
— Где мы?
— В поселении на плече горы неподалёку от поместья Жэрха. Сняли домик у одного охотника — он был рад принять воинов короля.
Я кивнула, и Вэйл нехотя отошёл, однако комнату не покинул.
— Мэв! — позвал он в коридор.
Спустя пару минут в комнату просунулась рука с большой тарелкой, и Вэйл тотчас закрыл дверь.
— Ну вот. Вроде того, которым ты в меня кинула.
Вот теперь, когда я допустила голод, у меня аж живот свело. Я ела пирог руками, а Вэйл просто хмуро смотрел, изредка тихо вздыхая.
— Расскажи сейчас, пожалуйста! — попросила я, видя, как он страдает. — Уверена, нам обоим станет легче.
— Нет, волнушка. — Усмешка его была тяжёлой. — Не станет. Но в любом случае ты достойна правды. — Он коснулся моих прежде красивых волос, сейчас наверняка похожих на один грязный колтун. — Ты полюбила во мне зверя, Тэа, но я не просто оборотень. Много лет назад я был вынужден согласиться на опасную, неизведанную магию, которая под силу только очень опытным колдунам. На моих руках погибал друг — если точнее, сам будущий правитель западной чащи Элиот.
— Брат Тэррана!
— Именно. Я тоже был ранен, но силы остались на то, чтобы принять предложение Гаура и спасти другу жизнь. С того самого дня во мне поселилась его душа, которая порой берёт верх над моей. Ну и волк тоже грызёт изнутри, отчего я могу быть несдержан, жёсток и чрезмерно упрям.
— В тебе две души? — прошептала я. — Значит, ты одновременно лучший воин и член королевской семьи?
— Именно. Когда я нахожусь в замке — я, чаще всего, Элиот, потому что это его территория. Мне удаётся воздействовать на его поступки и решения, но это непросто. Но на корабле и в бою я — это я.
— А в лесу волк? — спросила я, трудно переваривая правду.
— Мы с волком очень часто действуем сообща, но именно ему первому понравилась ты.
Я поперхнулась куском, и мужчина тотчас подал мне стакан воды.
— Почему вы не можете объединиться? — взволнованно спросила я, когда протолкнула пирог.
— Это означало бы нарушение структуры душ. При слиянии каждая может потерять важную часть себя. Но проблема не только в этом. Мой внутренний магический щит ослаб после этого опыта, и порой некоторые неспокойные энергии проникают слишком близко к сердцу. Возможно, когда-нибудь я просто перестану существовать, потому что тело займёт совершенно чужая блуждающая душа. Эти-то три с горем пополам усмиряю… — Он посмотрел мне в глаза. — Теоретически можно убить одну из них, однако это чревато смертью тела. Да и выбор уже сделан. Я спас друга, и не жалею об этом. То есть не жалел прежде. Теперь я понимаю, что иногда не следует вмешиваться в судьбу столь жестоко, ведь мы оба от этого страдаем.