Принцесса и мальчишки
Шрифт:
— Тише!.. — шепнул Анджей. — Не видите, что ли?
Только теперь я заметил, что на кровати лицом к стене лежит кто-то прикрытый одеялом.
Старик посмотрел в сторону кровати, покачал головой:
— Не повезло вам… беда тут у нас. А помочь нельзя.
Мы переглянулись — что тут скажешь?
Старик в растерянности стоял посреди комнаты, как бы не зная, что с нами делать.
Дождь лил как из ведра, сверкали молнии, гроза проходила как раз над нами. Мы молчали.
— Мы пилу с ведрами на крыльце оставили. Никто не украдет?
— Кому здесь? Нет никого…
Снова стало тихо.
— А болезнь эта… что-нибудь серьезное? — спросил я, чтобы как-то поддержать разговор.
Старик взглянул на меня:
— Откуда мне знать? Видать, серьезное… Боли у нее начались, днем. А потом все хуже, хуже. А мы тут одни. Беда… Хорошо, хоть уснула.
Вдруг мы услышали слабый стон, больная зашевелилась, потом снова стало тихо.
Богдан поерзал на стуле и шепнул:
— Может, пойдем? Постоим на крыльце, подождем. Неудобно, сидим тут, мешаем…
— Почему это мешаем? Сидим тихо… — сказал Яцек. — С ума сошел? Куда идти?
Старик услышал их.
— А вы посидите, — сказал он. — Посидите. И нам будет спокойнее.
Анджей увидел висящий на стене телефон, подошел к нему.
— Вы звонили врачу? Надо же с больной что-то делать… — И, не дожидаясь ответа, снял трубку. Подержал ее около уха, встряхнул раз, другой и положил на место.
Больная снова зашевелилась. Старик подошел к кровати, поправил одеяло. Потом глубоко вздохнул:
— Телефон! Три дня уже не работает. Сын в город и поехал…
— А поблизости есть врач? — спросил Яцек.
— В городе, в больнице… А тут только горы и лес. До города далеко. Сын лошадь взял… Приедет, что-нибудь придумает. Ждать надо…
Снова наступило молчание. За окном было темно. Но гроза стала понемногу стихать, уходила дальше. Слышался только шум дождя.
— Скоро девять, — сказал я, — пора идти, нам же в караул.
— Какой караул! В такой дождь! Они и костер-то наверняка отменили, сидят в палатках.
— Мы же обсохнуть хотели, — поддержал Яцека Богдан, — посидим еще…
— Здесь горы. Может и неделю лить, — отозвался старик. — А может, и распогодится — смотря откуда ветер…
Больная вдруг проснулась, откинула с лица одеяло и повернулась в нашу сторону. Она на мгновенье открыла глаза, но тут же закрыла, проведя рукой по бледному вспотевшему лицу.
Перед моими глазами вспыхнул кадр из уже знакомого фильма: едет по холму девушка на коне, склонилась к гриве, смеется… В лесу жарко, пахнет разогретыми соснами…
Старик подошел к больной и полотенцем вытер ей пот со лба, откинул слипшиеся
Я посмотрел на Яцека. Узнал он ее?
— Ну как? — ласково спросил старик. — Поспала немножко? Лучше тебе? А это ребята из лагеря, к дяде твоему пришли… Может, попьешь чего-нибудь?
Девушка, не открывая глаз, отрицательно помотала головой и снова отвернулась к стене.
Я нагнулся к Яцеку:
— Узнал? Это же твоя знакомая. Из города…
Павлицкий быстро встал со стула:
— Такая же моя, как и твоя. Надо идти, нечего здесь больше торчать.
Старик услышал его слова:
— Может, чаю вам вскипятить, хлопцы? Раньше-то я не сообразил, посидите, чайку попейте…
По его голосу я понял, что он боится остаться один.
— Нет. Нам пора, — сказал Яцек так решительно, что мы уставились на него с удивлением. Потом подошел ко мне и зашептал: — А тебе чего надо? Что с того, что она наша знакомая? И если хочешь знать, я наврал тогда, не виделся я с ней. И в кафе не был… Видел только, как она на коне проехала, и лейтенант с ней…
Яцек говорил тихо, но старик опять услышал его последние слова.
— Она хорошо на лошади ездит. Это внучка моя, от второго сына. На каникулы приехала, помогала мне… А тут беда эта.
Заговорил Анджей:
— Пора идти. И так долго сидели.
Мне хотелось как-нибудь задержать их, хотелось сказать, что, раз старик хочет, можно бы еще посидеть, попить чаю… Я уже собрался было говорить, когда почувствовал на себе взгляд. Девушка лежала с открытыми глазами и, казалось, смотрела на меня.
Я услышал голос Яцека:
— Да я уже целый час талдычу, что идти надо, вставайте, пошли…
Было ясно, что девушка все слышит. Я представил, как они всю ночь будут сидеть одни в этой глуши…
— Идем! — решил Богдан. — Промокнем, конечно, до нитки, три километра все же, но делать нечего…
Я заметил, что Анджей как-то странно на него смотрит, то ли иронически, то ли презрительно…
— Сколько, говоришь, километров? Три? Плохо считаешь. Все двенадцать будет.
Мы удивленно переглянулись.
— Ты чего? — спросил я. — Откуда двенадцать? Ты куда собрался?
— А вы куда? В лагерь, что ли, со спокойной душой? Как ни в чем не бывало?
— А куда же еще?
Анджей не ответил, медленно пересек комнату и сел на кровать около девушки.
Слушая их короткий разговор, я чувствовал, что то, что делает Анджей, должен был и хотел сделать я. Ведь это же я хотел подойти к ней и спросить…
— Как думаешь, что с тобой случилось?
— Не знаю. Отравиться я не могла.