Принцесса из Шанхая

Солнцева Наталья

Павел Андреевич, у которого наметилось брюшко, сначала немного завидовал жене. Разве он мог представить себе, как она высохнет, как сморщится, съежится ее бело-золотистая кожа, а волосы от осветления и завивки станут похожи на паклю? И в сорок лет Стелле будут давать шестьдесят?

– Чисто мумия! – всплескивала руками мать Треусова, отзывала сына в сторону, шептала на ухо: – Может, она больна чем-нибудь, Пашенька? Вы с врачами посоветуйтесь.

Вопреки опасениям окружающих, на здоровье Стелла не жаловалась. Медики ничего серьезного у нее не находили

и ссылались на генетическую предрасположенность. Между тем, жена Треусова все усыхала, тогда как он поправлялся.

– Ты вампир! – брызгая слюной, вопила Стелла. – Ты питаешься нашей с Олежкой энергией!

Павел Андреевич перешел спать в кабинет, а со временем обзавелся любовницей. Супруга пыталась вернуть его в лоно семьи и в свою спальню, но Треусов и слышать об этом не желал.

– Я подам на развод и отсужу у тебя имущество! – пугала она. – Останешься гол как сокол!

Не желая давать ей в руки аргументы для развода и раздела нажитого добра, Павел Андреевич вынужден был тщательно скрывать связь с Леной Журбиной.

Отчаявшись взять верх над упрямым мужем, Стелла подала-таки на развод, наняла ловкого пройдоху-адвоката и начала таскать Треусова по судам. Тяжбы длились третий год, и бывший супруг так и не почувствовал вкуса свободы. Он словно и не разводился со Стеллой – она продолжала устраивать ему истерики, канючить, требовать от него внимания, денег, трепать ему нервы, ныть, взывать к его совести и стращать «неотвратимым возмездием».

– Ты будешь гореть в аду, Треусов! – замогильным голосом пророчила Стелла. – Сын тебя не простит! Ты предал нас, предал нашу семью. Не люди, так бог тебя накажет.

Надо ли удивляться, что Павел Андреевич теперь и не помышлял о женитьбе?

Лена Журбина ничем не походила на бывшую жену Треусова, но она тоже была женщиной. Где гарантии, что при определенных обстоятельствах она не поведет себя таким же образом?

– Я сыт семейной жизнью по горло, – вздыхал Павел Андреевич, когда Лена заводила разговор об их будущем. – Уволь, пожалуйста! Что тебя не устаивает в наших отношениях? Ты свободна, я тоже. Наш союз основан не на узах брака, а на взаимной симпатии, что гораздо прочнее.

Лена плакала, Треусов сразу вспоминал Стеллу, мрачнел, замолкал и дулся несколько дней. Потом все возвращалось в привычную колею.

– Я хочу родить ребенка, – ныла любовница. – Хочу, как все женщины, быть матерью.

– У меня уже есть сынуля Олежек! – приходил в ярость Треусов. – Больше такого счастья не надо. Хватит!

Лена отступала, но не сдавалась.

– Почему ты мне не доверяешь? – обижалась она. – Я для тебя на все готова.

– Тогда оставь меня в покое с ребенком и женитьбой. К чему эти формальности? Деньги я тебе даю, мы проводим вместе праздники, иногда выходные.

– Я хочу быть с тобой!

Треусов терял терпение, выходил из себя. Лучше бы он делил постель с девочкой по вызову: удовольствие то же, а хлопот никаких. Увы, пользоваться услугами девиц легкого поведения он не мог – брезговал. Боялся подхватить дурную

болезнь, или, не дай бог, смертоносный вирус. Приходилось сносить капризы и неуместные претензии Лены.

– Твоя подружка Альбина еще не женила на себе господина Ростовцева? – с ехидной усмешкой спрашивал он. – То-то! Ростовцев – скользкий тип, всегда выходит сухим из воды. Небось не торопится надеть на пальчик своей пассии обручальное кольцо. Почему, кстати? Альбина – красавица, умница и при бизнесе. Не то что моя бывшая! Только и умеет, что сплетничать да пакостить.

– Что ж ты раньше не смотрел?

– Дурак был.

На этом, обычно, перебранка стихала, и каждый оставался при своем мнении.

Честно говоря, Лена считала, что брак с Треусовым – ее последний шанс выйти замуж. О любви речь не шла, – вероятно, Павел подспудно чувствовал это. Ну и что? Многие женятся по расчету и живут припеваючи. Любовь хороша в книгах, в театре и кино, а жизнь – не театр. Здесь пьеса пишется сразу набело, репетиций не бывает: все по-настоящему! И суфлер из будки не выглядывает, подсказок не дает, что дальше говорить, как действовать. Самому надо принимать решения, быть и автором, и режиссером, и актером, и гримером.

Лена привыкла к Павлу Андреевичу. До Ростовцева ему, конечно, далеко, но и она – не Альбина Эрман. Работает менеджером по продажам в крупной парфюмерной фирме, о своем деле и не мечтает. Ей и в тихой гавани хорошо. А чтобы выйти в открытое море, предприимчивость нужна, смекалка, храбрость, и своего рода талант.

– Открывай частный магазин, – предлагал Треусов. – Я помогу на первых порах.

– Боюсь я, – отказывалась Лена. – Духу не хватит. При фирме спокойнее.

Она ничего не собиралась менять в своей жизни, кроме семейного положения. А Треусов упирался.

«Альбине тоже не просто, – утешала себя Журбина. – Ростовцев неохотно расстается с холостяцкими привычками, со статусом свободного мужчины. Пока что ей не удалось убедить господина фабриканта, что семейные узы слаще меда. Ну, она баба настойчивая, своего добьется! А я? Мне как быть?»

Лена все чаще стала разглядывать себя в зеркале, подмечала морщинки, отяжелевший подбородок, складки на шее. Годы! Годы… Они не красят. Почему наступает время, когда жизнь начинает казаться бессмысленной? Молодость, свежесть вянет, и это нельзя остановить. Замедлить, – пожалуй, да. Но остановить…

Вот у Альбины родственница объявилась из глубинки, «лесная отшельница». Бывает же, что люди живут в глуши, в заброшенности! У них какое-то совершенно иное, отличное от городского, непонятное и убогое бытие. Чем оно наполнено? Молчанием небес, молчанием угрюмого, векового леса. Хотя… разве город не тот же лес, только каменный? По большому счету, человек везде одинок.

Нелегкие мысли особенно одолевали Лену ночами, когда она лежала без сна, пытаясь оправдать свои желания и поступки. У нее не было никого ближе и роднее Альбины: они такие одинаковые, словно сестры. Но для полноты жизни им обеим чего-то не хватает.