Принцесса маори

Вальден Лора

— Ладно. Я не приду, — ответила Люси сдавленным голосом. — Но ты не хочешь, по крайней мере, сказать правду мне, матери? Почему ты собралась выйти замуж за человека, которого не любишь?

— Потому что тот, которого я люблю, уже женат, как ты, кстати, заметила. Именно поэтому! В конце концов, я тоже хочу семью и дом, а Бертрам мне этого дать не может, — упрямо ответила Джоанна. — И хватит задавать глупые вопросы! — рассерженно добавила она. — Я хочу, чтобы на моей свадьбе все было красиво. Мистер Мак-Мюррей поведет меня к алтарю, а миссис Мак-Мюррей выберет мне свадебное платье.

Люси вдруг почувствовала всю безысходность и разочарование. Осознание

происходящего стало для нее холодным душем посреди знойного лета. Она дала этой девочке все и больше уже ничего не могла сделать. Ее идея предоставить этому несчастному созданию родительский дом безжалостно провалилась. Может, в тот момент стоило сказать Джоанне правду о том, что она не ее дочь? Но Люси не хватило смелости. Кроме того, женщина спрашивала себя, чего она этим добьется? Предоставить тем самым Джоанне уважительную причину, которая объяснит, почему та покидает дом? Нет, ни в коем случае. После этого Джоанна наверняка запретит Люси общаться с внуком. А Люси непременно хотела увидеть маленькое создание, ибо именно оно могло дать ей силы жить дальше после того, как ее оставили любимые люди. В этот момент Люси поклялась, что будет любить внука так, как она в свое время любила Джоанну — ребенка, которого забрала из приюта. Люси молилась, чтобы этот еще не родившийся малыш ответил на ее любовь взаимностью…

Люси пристально посмотрела на дочь. Слезы наконец иссякли. Голос матери прозвучал холодно и четко:

— Поступай как знаешь, Джоанна! Я больше ничего не могу для тебя сделать. Если ты считаешь миссис Мак-Мюррей названой матерью, тогда уходи. Не задерживайся. Да, я считаю разумным, что Бертрам Томас не хочет больше с тобой встречаться, но я никогда бы не подумала, что он так сможет поступить! А теперь иди. Я понимаю, что мне не удастся насладиться твоей любовью. Я не приду на твою свадьбу. Празднуй вместе с пакеха.

Люси отошла в сторону, чтобы пропустить Джоанну, но та не двигалась с места. Она беспомощно смотрела на Люси.

— Чего же ты ждешь? — спросила мать. — Я больше не борюсь за твою милость, дитя мое! Я устала.

Джоанна медлила, слезы текли по ее щекам.

— Я и сама не знаю, что со мной происходит. Мне всегда хотелось, чтобы ты была пакеха, я тебя почти ненавидела за то, что ты маори, но теперь…

Прежде чем Люси успела опомниться, Джоанна бросилась ей на шею. Но самое скверное было в том, что маори совершенно холодно отнеслась к этому жесту. У Люси по спине прошел ледяной озноб. Как же она все эти годы напрасно ждала, что ее дочь ответит взаимностью на ее любовь! И что теперь? Теперь Люси думала только о внуке. Она неожиданно призналась себе, что Джоанна так и осталась чужой. На Джоанне лежит вина за смерть ее любимого сына. Ей вспомнилось, как Джоанна вела себя после похорон Тома. Она, как стервятник, рылась в его вещах, пока наконец-то торжественно не откопала завещание, в котором Тому полагалась половина фамильных драгоценностей. На возражения Люси, что драгоценности лучше оставить в Баденхайме, а не отправлять их через полмира, Джоанна ответила:

— Я не откажусь от своего наследства!

Даже тот факт, что ее отец всю жизнь не хотел слышать об этом наследстве, Джоанна считала беспросветной глупостью. После того как Люси отказалась писать письмо немецким родственникам с требованием немедленно выслать украшения, Джоанна взялась за это дело сама. Ее невозможно было отговорить.

Все это пронеслось в памяти Люси, пока Джоанна плакала у нее на груди. Слишком поздно! Она осознала, что в сердце, некогда целиком заполненном

любовью к этому созданию, у нее теперь пустота и холод. Люси механически погладила девушку по волосам. Джоанна наверняка не заметила резкой перемены в душе матери. Но Люси обязательно выполнит все, чего требует Джоанна, чтобы позже ей разрешили общаться с внуком.

Спустя несколько минут, которые показались вечностью, Джоанна разняла объятия и взглянула на мать опухшими от слез глазами.

— Я останусь с тобой! Ты всегда так хорошо ко мне относилась. Так низко было с моей стороны подозревать тебя. Ты бы никогда не вынудила человека, который любит твою дочь, отказаться от нее! — виновато всхлипнула Джоанна.

Даже спустя годы Люси не могла объяснить, как у нее вылетели те слова в тишине:

— Ты права. Я немного помогла молодому человеку принять такое решение. И это, дорогое мое дитя, было лучшим, что я для тебя когда-либо делала.

Джоанна беспомощно взглянула на Люси.

— Значит, ты все-таки шантажировала его? Ты признаешься?

Люси кивнула.

— Да, я ему пригрозила, что, если он продолжит с тобой встречаться, я все расскажу его тестю…

Люси еще не договорила до конца, как дочь отпустила ей увесистую пощечину. Женщине потребовалось несколько мгновений, чтобы осознать: Джоанна ее ударила. Люси окаменела. Это была не физическая боль, а страх, что своим никому не нужным признанием она сама себе вырыла могилу. Теперь Джоанна почти наверняка не допустит ее к ребенку. Теперь все рухнуло!

Джоанна молча схватила чемодан и вышла из дома, даже не обернувшись.

Нейпир, 25 декабря 1908 года

Вот уже несколько часов Люси сидела одна на террасе, уставившись на железное дерево, которое, как всегда, расцвело на Рождество. «В этом году на нем необычно много красных цветов», — подумала Люси, когда в дверь позвонили. «Может, это Харакеке?» — спросила она себя, проскользнув к двери. С тех пор как все любимые люди ушли из ее жизни, Люси казалось, что она постарела на много лет. Кости ныли. Ей было не до празднования, но Харакеке настояла, чтобы в сочельник на столе было хоть что-то праздничное. Стелла как раз готовила жаркое из ягненка, аромат заполнял весь дом.

Люси открыла дверь и остолбенела. Перед ней стоял мужчина, которого она никогда не думала увидеть снова даже в самых смелых мечтах. У него были седые волосы, поношенная одежда пакеха, затравленный взгляд. Но его хей-тики, который он открыто, с гордостью носил на шее, блестел полированным нефритом, как новый.

— Хеху? Ты ли это? — с сомнением произнесла она.

— Впустишь меня в дом? Они гонятся за мной! — почти беззвучно произнес он.

Люси разрешила ему войти. В коридоре они некоторое время стояли словно чужие и разглядывали друг друга. Но потом Люси, рыдая, бросилась ему на грудь.

— Хеху! Хеху! Ты единственный, кто у меня остался, — всхлипывала она.

Хеху обнял ее и нежно покачал из стороны в сторону. Люси чувствовала себя в безопасности, как вдруг вспомнила его слова и высвободилась из объятий.

— Кто за тобой гонится?

— Мой брат и несколько наемных пакеха, — ответил Хеху. Не сводя с нее глаз, он тихо добавил: — Ахоранги, ты все такая же красивая!

Люси бросало то в жар, то в холод. Как давно ее уже никто не называл настоящим именем!

— Ты должен мне все рассказать! Все по порядку. В любом случае ты останешься обедать. Стелла готовит ягненка. И Харакеке придет.