Принцесса на алмазах. Белая гвардия-2

Бушков Александр Александрович

— Можно и обговорить, если чисто теоретически… — усмехнулся Мазур.

Сам он не сомневался, что санкцию на рейд от начальства получит, как получил в прошлый раз. Подобную провокацию самым жестким образом следует погасить в зародыше, она невольно усилит напряженность в стране, но и Советскому Союзу совершенно ни к чему. А поскольку граница с северным соседом чисто символическая, да и дохловат северный сосед и крайне зависим от транзита своего кофе через здешнюю территорию… Сойдет.

— Минуточку, господа! — буквально воззвал полковник Мтанга. — Прежде чем вы начнете строить планы, не учтете ли мои скромные пожелания? Мне до зарезу необходим пленный оттуда. Крайне желательно,

не черный, а белый. Вы — люди с богатым опытом таких дел, вам будет не так уж трудно притащить пленного. Я бы устроил открытый судебный процесс, показал бы его по телевидению, транслировал суд по радио. Это был бы неплохой удар. Давно прошли времена Че Гевары. Нынче белые, участвующие в африканских заварушках — сплошь наемники, идейных среди них как-то не попадается уже давно. — Он мечтательно улыбнулся: — Представляете, как нелепо и недвусмысленно выглядел бы по телевизору белый в униформе фронта коси? Трансляция на всю страну, вы же знаете, как у нас с этим обстоит, какое это мощное средство пропаганды…

Мазур знал — как наверняка и юаровец. Несмотря на существование Министерства просвещения процентов семьдесят населения, главным образом в деревнях, остаются неграмотными, газеты и листовки прочитать не в состоянии. Единственный свет в окошке для них — телевизор и радио. Именно потому на них не жалели денег уже предшественники Папы, создав сеть ретрансляторов, накрывавших всю страну. Даже в глухих деревнях хватает телевизоров, пусть дешевеньких, работающих на батарейках — а уж радиоприемники, от дряхлых ветеранов, до самых современных имеются практически в каждом доме, в каждой избушке на курьих ножках. В самом деле, этакий вот пленный оказался бы как нельзя более кстати. Можно заявить, что его взяли на здешней территории при нелегальном переходе границы — и он после дружеской беседы в хозяйстве Мтанги это с визгом подтвердит…

Когда минут через сорок юаровец покинул кабинет, воцарилось напряженное молчание. На столе у Мтанги стояли три телефона, черный, белый и синий. Полковник прямо-таки не сводил глаз с синего — видимо, как раз по нему и должны были поступать донесения, интересовавшие Мазура не меньше, чем хозяина кабинета. Чуть ли не четверть часа они просидели в молчании, разве что Мтанга время от времени доливал гостю и себе джина. Когда синий телефон, наконец, разразился мурлыкающей трелью, полковник сорвал трубку так, как окруженный врагами солдат выдергивает чеку гранаты, чтобы не сдаваться.

Мтанга слушал. Мазур смотрел на него, пытаясь по физиономии полковника угадать, как там дела. Физиономия, что Мазуру крайне не понравилось, становилась все более разочарованной, злой, даже унылой.

— И никаких сомнений? — говорил в трубку Мтанга. — Да, я понял… Так… Сколько времени прошло? Действительно, подозрительно… Ладно, можете оттуда убираться…

Лицо у него стало таким, словно он собирался шваркнуть неповинную трубку на рычаги со всей силушки, разнеся аппарат к чертовой матери. Нет, сдержался, положил трубку аккуратно, бережно. Угрюмо сказал:

— Проиграли. И мои наблюдатели, и агент в доме клянутся чем угодно: среди приехавших в загородный дом министра Акинфиева не было. Я всегда верю, когда одно и то же говорят два независимых друг от друга источника. К тому же… Кортеж министра прибыл в дом минут на пятнадцать позже, чем следовало бы по расчетам. В городе не было ни заторов, ни пробок, а водители у него лихие… Догадываетесь, что отсюда следует?

— Да нетрудно догадаться, — сказал Мазур. — Они его по дороге где-то высадили. И уж наверняка не на тротуаре, оставили в доме очередного парня в старом школьном галстуке, куда вам ходу нет…

— Наверняка, —

кивнул Мтанга. — Другого объяснения просто нет. Лис сменил нору. Хорошо еще, если он обосновался там, где в доме есть мой человек — но они, я говорил, не во всех обиталищах элиты имеются. Возможно, когда ваши заряды сработали в доме, кто-то сразу догадался, что это никак не похоже на мой почерк, да и вообще на здешний, у нас столь великолепной техники нет — можно достать, но никто не думал, что она вдруг пригодится, чтобы выкурить лису из норы…

Мазур задумчиво сказал:

— Есть сильные подозрения, что этим «кем-то» был не министр, а сам Акинфиев…

— Резонно. Министр привык к качественно иным интригам и акциям, он не сориентировался бы так быстро…

— Что же, опять тупик?

— Бывает, что тут поделать? — вздохнул Мтанга. — Ну что же, поднапряжем агентуру, да и в лицее святой Женевьевы поработаем. Никак нельзя сказать, что у нас вовсе нет шансов, кое-какие имеются, пусть и слабенькие… Меня сейчас интересует даже не эта поганая скрывающаяся парочка, а предстоящая поездка Принцессы в Турдьевилль. Рональд говорил, вы сами слышали, что у него нет информации о готовящемся там покушении. Но это ведь не означает, что покушения не будет вовсе, верно?

— Верно, — со вздохом признал Мазур. — Возможно, агент у Рональда сидит не в самой ключевой точке, и что-то важное проходит мимо него. Ну, что же, будем смотреть в оба. — Он встал. — Пойду поинтересуюсь мнением руководства…

— И пленного бы мне… — мечтательно протянул Мтанга.

— Если что, я постараюсь, — без улыбки ответил Мазур.

Глава одиннадцатая

А в это время Бонапарт переходил границу…

Все повторялась, словно во сне — иногда сны имеют свойство повторяться. Снова два «Алуэтта» ночной порой с принятой здесь непосредственностью, этакой деревенской простотой, пересекли северную границу и пошли на бреющем, где на джунглями, где над саванной. Разве что приземлились в другом месте, и не за километр от городишки, как в прошлый раз, а за пару. Но в остальном все то же самое: волчья цепочка вооруженных людей, умевших передвигаться бесшумно…

Двенадцать человек. Двоих Рональд пустил метров на двести впереди передовым дозором, а третий его человек перемещался справа, чтобы уделять все внимание темной стене джунглей. В цепочке шло девять. Мазур окончательно убедился, что Рональд — спецназовец с неплохим опытом.

…Его орелики прилетели средь бела дня, на небольшом, но чертовски быстром реактивном самолете без опознавательных знаков. Самолетик должен был пересечь с полдюжины границ, но наверняка внизу этого так и не узнали. Скорее всего, шел на большой высоте, а развитая система ПВО в Африке — большая редкость.

Самолет в отдаленном уголке аэропорта встречали только Мазур, Мтанга и Рональд — ну, и пара снайперов полковника, засевших на ближайшей вышке: на всякий случай, Мтанга не страдал излишней доверчивостью, в чем Мазур был с ним полностью солидарен.

По трапу сошли восемь здоровенных негров в цивильном — каждый без усилия нес одной рукой объемистую и наверняка тяжеленную сумку. Наметанным глазом Мазур определил, что это, ручаться можно, «Черные мамбы», элитные чернокожие коммандос юаровской армии. Облик, движения, пластика… Естественно, в первую очередь подумалось о том, что на личном кладбище Мазура (о котором не стоит вспоминать лишний раз) упокоилась пара-тройка их сослуживцев. Ну и наоборот, соответственно: вполне может оказаться, что у кого-то из этих парней (а то и у Рональда) на их личных кладбищах, если поискать, сыщутся советские десантники или кубинцы.