Принцесса на бобах
Шрифт:
Дима молчал. Можно, конечно, и подыграть. Подойти к диванчику, нацепить плейер. «А что?.. Ничего… Как вас зовут, не расслышал? Лариса? Стиль „хаус“? О'кей».
— Это мои мальчики. — Лара играла роль как по нотам. — Геночка, клипмейкер.
Бритый нехотя кивнул Диме, не отводя глаз от картишек.
— А это — Мотя, — ворковала Лара. — У Моти — своя студия. У него выходы на «Полиграм», между прочим. Мотя, что ты как неродной, оторвись от «подкидного»! Поздоровайся с Дмитрий Андреичем!
Мотя вскочил
Дима оглянулся. Охранник стоял у него за спиной, ожидая распоряжений.
— Ты почему их впустил? — спросил его Дима угрюмо.
— Так это же… Она же… — просипел охранник. — Она же у вас… Сама всегда входила… Когда… Когда захочет…
— Замки поменять во всем доме! — приказал Дима, не дослушав.
Лара истерически захохотала.
— Я уезжаю. — Дима взглянул на часы. — Вернусь через час — чтобы духу их здесь не было! Ты понял?
— На! — крикнула Лара, швырнув ключи на ковер. — На, подавись!
Дима повернулся и вышел из гостиной. Толкнув входную дверь, он сбежал по ступеням вниз и двинулся к воротам.
Лара выскочила следом, догнала, схватила за руку:
— Дима! Что я должна сделать, чтобы ты меня простил? Что я еще должна сделать, чтобы…
Он выдернул руку. Лара вцепилась снова.
— Ну, что мне сделать? — спросила она с отчаянием. — На колени перед тобой встать? Так не бывает… Чтобы так резко, сразу… Еще вчера под окнами стоял, а сегодня прогоняешь.
— Капля камень точит, — пробурчал Дима.
— Камень, — кивнула Лара. — Ты каменный. Это правда. Ты и любить-то никогда не умел. Ты и не знаешь, что это такое.
— А ты знаешь? — Дима недобро прищурился.
— Я знаю! — с вызовом ответила Лара. Ее уже трясло. — Знаю! А ты — нет. Ты же не человек, ты — машина! Станок по изготовлению «зеленых». Мне тебя жалко, понял? Мне жалко тебя! У тебя вместо сердца — доллар! — И Лара ткнула его в грудь указательным пальцем. — Вот тут у тебя загогулина с двумя продольными палками.
— Поперечными, — сказал Дима. — Хватит, Лара. Я поехал. И ты уезжай.
Прошла неделя.
Нина стояла в очереди за арбузами. Накрапывал дождь, совсем уже осенний, холодный. Трое смуглолицых абреков, хозяева арбузной горы, ловко перебрасывали друг другу крутобокие, глянцево поблескивающие темно-зеленые шары.
Очередь росла и росла — абреки продавали свой товар за сущие гроши. Кто-то брал половину — абреки лихо раскалывали арбузы пополам, обнажая алую сочную мякоть с темными метинками семечек.
— Где-то сперли их, наверное, — предположила стоявшая за Ниной тетка в вязаном берете. — Украли у кого-нибудь, теперь продают по дешевке, чтоб краденое сбыть поскорее.
— Ну как вам не стыдно?! — Нина повернулась к ней, не выдержав. — Зачем же вы людей оговариваете? Не знаете ведь ничего,
— Это я-то не знаю? — возмутилась тетка, предвкушая упоительные минуты грядущей свары. — Я все знаю! Мне ли черных не знать?
— Ну хватит, — поморщилась Нина, уже жалея о том, что заварила эту кашу.
Тетка была классической скандалисткой из очереди. Нина изучила этот тип в совершенстве. Бабы за шестьдесят, ненавидящие весь свет, готовые сорваться в любую секунду. Дома у себя поди на цырлах ходят перед своим Петей. Он их по одной щеке, они другую подставляют. А здесь, в уличной очереди, среди чужих, — крутейшие оторвы, остервенело режущие правду-матку.
— …Куда ни глянь — всюду черные одни, — скрипела тетка за Нининым плечом, — заполонили город…
— Они, может, и черные, — процедила Нина. — Да мы с вами тоже не слишком белые.
— Нет, вы посмотрите на нее! — ликующе завопила тетка. — Нашла кого защищать! Да кто ты такая, чтобы меня учить-то?
Нина молчала, глядя перед собой. Не слушай. Не отвечай. Не заводись. Графиня… Она усмехнулась про себя. Графиня в стареньком плащике, с авоськой в кармане, переминающаяся с ноги на ногу в очереди за арбузами.
Графиня… Лучше б ей, Нине, об этом не знать. Права была мать, что столько лет молчала! Нет горше муки, чем сознавать, что ты была достойна лучшей доли. Что тебе предназначена иная судьба, другая жизнь. И что у тебя эту жизнь украли. Неважно — кто.
Роскошная Димина машина остановилась совсем рядом, у кромки тротуара. Нина сразу узнала эту машину. Неужели он? Так не бывает. Богатый сумасброд получил отлуп — этого достаточно, чтобы забыть о ней, строптивой дурехе. Забыть раз и навсегда.
Крепкий молодчик выскочил из машины первым. Да, это его охранник… Надо же! А вот и сам. Первым Нининым желанием было выскочить из очереди и пуститься наутек. Глупее не придумаешь. Сорокалетняя тетка удирает от дяденьки-миллионера. Фарс!
Дима огляделся и увидел Нину. Охранник раскрыл над ним зонт. Подойдя, Дима сказал, заметно волнуясь:
— Привет, видишь, нашли тебя. Твоя маман дала наводку.
— Мы на «ты» разве? — холодно спросила Нина.
— Ах, извините, ваше сиятельство! — Он расшаркался и отвесил шутовской поклон. — Не соблаговолит ли ваше высочество пройти с нами к машине? На пару слов. Для приватной беседы. Мой раб, — Дима кивнул на ухмыляющегося Владика, — понесет за вами ваш шлейф.
— Я за арбузом стою.
Дима оглядел очередь. Очередь тоже рассматривала Диму с нескрываемым интересом. Такие машины редко останавливались здесь, на кривоватой улочке московской рабочей окраины. Такие холеные господа, вальяжные, сопровождаемые громилой-охранником, нечасто ступали по залепленному осенней грязью асфальту московского предместья.