Принцесса на бобах
Шрифт:
Вот процокала мимо, проковыляла на высоченных «шпильках» классическая жена «пиджака». Как ни старается мадам выглядеть добропорядочной матроной, сразу видно: из валютных шлюх-с. «Пиджак» отыскал ее на Тверской, не иначе. Походочка выдает, ротик полуоткрытый, бедра виляющие, макияж «ночной бабочки», этот специфический мутновато-сонный взгляд. Каинова мета, невытравляемая.
А вот еще одна «новорусская» женушка. Совсем другой коленкор. Рязань-матушка. Не Рязань — так Великий Устюг. Коренастая тетка в теле, цацек на ней понавешано на дюжину штук
Дама в пончо, сама того не ведая, тут же подтвердила Димины догадки, обрушив на своего шофера гневную тираду, обильно сдобренную матерком… «Окала» она при этом нещадно. ВОлОгОдчина, вестимо.
Три часа. В чем, черт подери, дело? Дима открыл дверцу машины, бросил охраннику:
— Сиди. Я один.
Через пару минут он уже поднимался по школьной лестнице, помахав рукой местной охране. Те улыбались ему приветственно. Диму здесь знали отлично — он отмерял щедрой рукой на школьные нужды немалую мзду.
— Дмитрий Андреевич, здрасте! — Хорошенькая молодая училка бежала ему навстречу, стремительно спускаясь по лестнице. — А я к вам… Я вашу машину в окно увидела. У нас катастрофа! — сказала она горестно. — Вы в курсе? Он его забирает от нас.
— Кто? — спросил Дима, оторопев. — Куда?
— Никитин отчим. Пойдемте. — Училка вцепилась в Димин рукав. — Он здесь… Селиверстов, кажется? Он забирает Никитины документы.
Дима вырвал руку из ее пальцев и метнулся вверх по лестнице. Кровь ударила ему в голову, он ощутил прилив слепого, мутного бешенства.
Дима бежал по коридору, поглядывая на таблички. Что он себе позволяет, этот мозгляк?! Кто он такой?! Это его сын, его, Димин! Это Дима будет решать, где Никите учиться! Где, с кем и чему!
Дима распахнул дверь в кабинет директорши. Отдышался и хрипло приказал Олегу, подписывающему какие-то бумажки:
— Выйди!
Олег настороженно и неприязненно посмотрел на Диму.
— Выйди! — заорал Дима.
Олег извинился перед испуганной директоршей, вышел в коридор и прикрыл дверь поплотнее.
— Что за дела? — с ненавистью процедил Дима. — Ты чего себе позволяешь? Он здесь учился и будет учиться, понял?
— Нет, — спокойно и твердо возразил Олег. — Он здесь учиться не будет. Он пойдет в нормальную школу. В районную.
— Нормальную? — зарычал Дима. — А эта что, не нормальная? Ты знаешь, сколько я сюда «зелени» вбухал? Да не в этом дело, в конце концов…
— Вот именно, — кивнул Олег. — Не в этом. Я тут насмотрелся, знаешь… На этих маменек-папенек. На их деток раскормленных, наглых. Все с гнильцой уже.
— Ты не обобщай!
— Короче, я парня отсюда забираю, — отрезал Олег. — Пока не поздно.
— Это мне решать! — крикнул Дима. — Мне, не тебе!
Директриса
— Господа, спокойнее! Спокойнее, я вас умоляю… Уроки идут.
Дима молча втолкнул ее обратно в кабинет, захлопнул дверь, прижал Олега к стене и повторил, ткнув его в грудь пальцем:
— Это мне решать, понял? Мне и Никите.
— А он уже решил. — Олег был на зависть спокоен, уверенный в своей правоте. — Никита решил. Все его корешки дворовые — в районной школе, в новом классе. Отличные пацаны, не чета этим… наследничкам. Я тут видел… — Олег хохотнул, вспомнив. — Ползет такой шкет, лет восемь, за ним — два лба под три метра, охрана.
— Никита решил? — перебил его Дима обескураженно. — Сам? — Он отпустил Олега и спросил, все еще не веря: — Сам? Не врешь?
— Я, Пупков, врать не умею, — усмехнулся Олег.
Пупков! Упоминание собственной фамилии в этом контексте почему-то особенно Диму резануло. Да-а, если Никита решил сам… Чем он его приворожил, как он его приручил, Диминого наследника Тутти, вздорного, капризного, взбалмошного? Чертов очкарик, инженеришка зачуханный… С каким бы наслаждением Дима сейчас ему врезал!
— Никита рад-радехонек, что отсюда уходит, — сказал Олег миролюбиво. — И Надя рада.
Надя. Жена. Бывшая жена. Надя рада. Прекрасно. Семейная идиллия. Совет да любовь!
— Я пошел, — процедил Дима.
— С Надей будешь говорить — ни слова о нашей разборке! — крикнул Олег ему в спину. — Она все это близко к сердцу принимает, — добавил он, понизив голос, — переживает очень.
Дима замедлил шаг и оглянулся. Заботливый! Отец семейства. Отец Диминого семейства. Где она, Надька, нашла такого — образцово-показательного?
— Уговор? — спросил Олег.
Дима отвернулся и молча пошел прочь. Отнял и жену, и сына, еще условия ставит… Да не отнял — ты сам отдал! Ладно, хватит, дело сделано.
Училка стояла у лестницы, глядела на Диму влюбленно и сострадательно, держа наготове стаканчик с водой и коробочку с таблетками.
— Съешьте и запейте, — прошептала она, протягивая стакан. — Это успокоительное.
— Я спокоен, — рявкнул Дима и, сбежав вниз по ступеням, добавил негромко: — Мне бы чего покрепче — не отказался бы!
Нагнувшись над раковиной, Нина гремела тарелками. Товарки молчали. Они мыли тарелки остервенело, швыряли чистые ложки на огромный дуршлаг, вытирали пот с распаренных лиц натруженными дланями, затянутыми в резиновые перчатки.
И перчатки, и фартуки были у всех одного цвета — изумрудно-зеленого. Жорина придумка: хозяин заведения вычитал где-то, что зеленый цвет умиротворяет, положительно действуя на психику. Вместо того чтобы повысить посудомойкам зарплату, хитроумный Жора обрядил их в фартуки пейзанско-пасторальных тонов и уверил самого себя в том, что проблема решена. Теперь они успокоятся, перестанут грызться между собой и оставят в покое своего работодателя.