Принцесса на горошине
Шрифт:
Я смотрела в окно, с напряжением, очень хотелось сделать выдох, или вдох, или всё вместе, но я старательно себя сдерживала.
– Я не хочу, чтобы ты думала, что я тебя обманываю, - сказала Марат. – Что я воспользовался моментом, случаем и влез в твою постель. Прошло пять лет, но я понимаю, вижу, что и для тебя всё до сих пор живо. Что тебе до сих пор обидно, непонятно, ты злишься на меня до сих пор.
– Не злюсь, - попыталась соврать я.
– Злишься, - возразил он. – И я ничего не могу изменить. Я столько раз за эти годы думал, как нужно было бы поступить в той ситуации,
Я повернулась, посмотрела на него. Спросила:
– Сейчас бы ты так не поступил?
– Нет. Я бы поступил по-другому. Но не факт, что правильно.
Я выдала бодрую до фальшивости улыбку.
– А теперь всё запуталось ещё сильнее, чем тогда.
– Что ты имеешь в виду?
Я пожала плечами.
– Как ни крути, а ты семейный человек. У тебя ребенок, жена. А я опять… разлучница. И как такое в моей жизни случилось?
– Ты Абакумова имеешь в виду?
Неприятно было обсуждать эту тему, тем более с ним, но имя Дмитрия Алексеевича повисло между нами.
– Ты меня презираешь? – задала я ему самый главный вопрос. Усмехнулась. – Я почти разбила чужую семью. Сама на себя удивляюсь, - вздохнула я.
Давыдов отвернулся, дернул плечом.
– Ты влюбилась, - сказал он.
Я задумалась над его словами, потом головой качнула.
– Нет. Просто… мне очень хотелось быть нужной кому-то. А ещё я испугалась.
– Чего испугалась?
– Что после тебя не захочу ни с кем быть. Что так и буду одна, страдать, вспоминать. А тут Димка появился… весь такой бравый, самоуверенный. Он всегда и во всём уверен. В отличие от меня. Это подкупает.
– Ты могла бы выйти за него замуж. Думаю, он не отказался бы развестись.
– Не отказался бы, - согласилась я. – Я даже думала об этом. – И тут же добавила: - Но он не нравился папе.
– Что? Больше чем я? – удивился Давыдов. А я укоризненно на него глянула.
– Если бы ты не нравился моему папе, мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Из-за тебя папа переживал. Считал, что ты загоняешь меня в рамки, о которых мне и узнать без тебя не пришлось бы. А Дима… он просто ему не нравился. Как сотрудник – да. Папа его ценил, прислушивался к его мнению, но… В какой-то момент застопорил его карьеру. Наверное, надеялся, что Димка разозлится и сам исчезнет с моего горизонта.
– Но Дмитрий Алексеевич оказался упрямым.
– Да. Наверное.
– Так что, он сделал предложение?
Мы с Маратом встретились глазами, и я с неким вызовом ответила:
– Сделал. А я сделала выбор в пользу его семьи. Я не имею права губить то, чего не создавала.
– Иногда губить уже нечего, - заметил Марат, поглядывая на меня в задумчивости.
– Что ты имеешь в виду?
– Дмитрий Алексеевич создает впечатление человека деятельного и настойчивого. Иначе не достиг бы того уровня профессионализма, который имеет.
– Отрадно, что ты признаешь его способности, - не удержалась я от язвительности.
– Признаю, почему нет? Я стараюсь оценивать сотрудников
– Не протеже, а мужа, - поправила я его строго.
– Как скажешь. – И тут же переспросил: - Значит, о замужестве ты всё-таки думаешь?
– Конечно, - удивилась я. – У меня подходящий возраст, мне нужен муж. Понадобится в определенный момент.
– И тогда спасайся, кто может?
– Не смешно, между прочим.
– Как скажешь.
Мы снова замолчали. Смотрели друг на друга. Затем Марат задал короткий вопрос:
– Мне остаться?
Я медлила, медлила, после чего качнула головой.
– Нет, Марат. Тебе лучше уйти.
Я видела, что он разочарован. Его рот дернулся в короткой усмешке, но затем губы раздвинулись в улыбке.
– Хорошо. Ты права. Не будем торопиться.
Торопиться нам, на самом деле, было некуда. При одной мысли, что о нас с ним заговорят, становилось дурно. Я ещё отлично помнила, как за моей спиной шептались, когда о моей связи с Дмитрием Алексеевичем стало известно. Я сразу превратилась в хищницу и разлучницу. Что, конечно, понятно, но всё равно неприятно. Не будешь же каждому объяснять как, что и почему.
Почему меня надо понять и простить.
Иногда я принималась обосновывать для самой себя степень моей невиновности, и всё равно, даже в собственных глазах, оказывалась виноватой. Больше повторять этот опыт не хочу.
– Вы с Маратом обо всём договорились? – спросила меня утром Шура.
– О чем именно? – переспросила я.
Экономка аккуратно пожала плечами.
– Не знаю. Вы так долго разговаривали вчера вечером. Я всё уснуть не могла, переживала.
Я не удержалась от усмешки.
– О чем? Что он меня переспорит? Не получится у него, Шура.
Шура тут же махнула на меня рукой, взглянула строго.
– Тебе бы только спорить, Марьяна. Спорить и спорить. А иногда нужно послушать.
– Я вчера послушала, - успокоила я её. – Очень внимательно всё выслушала.
– И что?
– И ничего, - подытожила я со вздохом, и потянулась за звонившим телефоном. В некоторой досаде увидела имя сестры на дисплее. Промелькнула мысль проигнорировать звонок, но в последний момент я смалодушничала, поднесла трубку к уху. – Слушаю. Привет.
– Марьяна, - зазвенел возмущенный голос сестры в трубке. На моё приветствие она не обратила ровным счетом никакого внимания. – Марьяна, меня уволили!
– Уволили? – повторила я следом за ней, переглянулась с Шурой.
– Да! Я сегодня пришла на работу, а мне документы на руки выдали! Как это понимать?
Вопрос Лили был поставлен весьма конкретно. А интонация требовала от меня немедленного объяснения. А объяснений у меня не было.
Я вздохнула.
– Я тебе говорила, - промямлила я, понимая, что совершенно не хочу со всем этим разбираться. Но также понимала, что придется, именно мне придется. – Говорила, что на работу нужно ходить по графику, а не когда тебе заблагорассудится.