Принцесса на мою голову
Шрифт:
«Этот» тем временем развернулся и пошел себе куда-то. А я осталась. Раздавленная и униженная, привязанная к позорному столбу. В отвратительно скроенной жилетке и грубых кожаных башмаках без единого стежка вышивки, без пряжек, жемчужин или бисера на мысках.
Словом, это явно был худший день моей жизни.
Стояла я еще около получаса и руки уже затекли невероятно. Я попросила меня освободить. Вежливо. Но нет, никто из моих конвоиров и ухом не повел. Приходили местные и глазели на меня. Одеты они были с ужасающей простотой: домотканая материя, простая вышивка, у некоторых редкие дешевые
Потом пришла целая процессия из местных видимо старейшин, потому что возглавляла их старуха настолько дряхлая, что грозила рассыпаться при каждом шаге.
— Боги милостивы! Заступники и благодетели.
— Кому как… — проворчала я себе под нос. В меня горстями полетело зерно, листва и пахучие травки. Ну чудесно! Увидела как Олав на этот раз с горстью каких-то ягод, уселся на передок телеги, чтобы видеть поверх собравшейся толпы. Он кидал ягоды себе в рот и ухмылялся, явно наслаждаясь представлением. Я испепелила негодяя взглядом. Увы, в немагической земле ничего у него не подпалилось даже.
— Они привели к нам хулительницу народа! — немощные руки экзальтированно взлетели вверх.
— Да как такой народ не хулить. — продолжала я ворчать и смотреть на Олава. Он смеялся себе под нос, глядя на меня. И мои губы тоже тронула улыбка. И что собственно это значит? Но Олав веселился, и я гладя на него тоже развеселилась. Вот засранец!
Мысленно дала себе по губам. Принцессы не выражаются. Нет, нет, это недопустимо.
— Семь дней мы будем благодарить Релатанну и Фирдаурда, что привели врага прямо к порогу нашему. На седьмой день отдадим ее Ргуху.
— Да он мной подавится, — я выплюнула попавшую на губы веточку сушеной лаванды. Никак не могла замолчать. Все это представление раздражало и смешило куда больше чем пугало. Перспектива казни все еще не укладывалась в голове. Такого… не может быть. Ну не может и все тут. Не. Может. Быть.
На моей голове уже наверное горка крупы образовалась — так яростно меня закидывали.
Подошли четыре женщины и отвязали меня от столба.
— Наконец-то! — возмутилась я, потирая запястья.
Отчасти моя отчаянная храбрость подкреплялась спокойствием, что еще семь дней меня казнить не собираются, а уж за семь дней Олав должен что-нибудь придумать и спасти меня от этих глупых крестьян. Я в конце-концов важная птица и его пропуск из немагических земель в нормальную жизнь.
Меня подхватили под руки и потащили куда-то.
— Куда теперь? К Ругху? — глумилась я.
— В баню. — мрачно ответили мне.
— О! Баню я люблю, — я гордо выпрямилась и снисходительно улыбнулась Олаву, когда меня тащили мимо.
И по смешливому теплому взгляду, по тому, как он покачал головой, не в силах согнать улыбку с губ, я поняла, что селянке ничегошеньки с ним не светит. Поняла и обрадовалась. Вроде и нечему, вот правда ну какая мне разница что обо мне думает этот мужлан. Но… я обрадовалась и снова засмеялась не пойми чему.
Меня так отпарили, что кожа только что не скрипела. Потом еще и горячими полотенцами отхлестали, натерли мочалом так что я орала как сопливая девчонка, а после напоили местным медом и уложили на лавку
Я блаженствовала совершенно обессиленная. Да… это тебе не купальни с холодными мраморными бассейнами во дворце. Что-то в этом определенно было, хотя в какой-то момент показалось, что меня просто сварят заживо.
Я так устала, что даже подремала, пока сильные руки моих тюремщиц массировали и втирали мне в кожу местные масла и благовония. Ничего такие кстати, ароматные. Все это напоминало о доме, где обо мне именно так и заботились. Ах, если оказаться дома…
Потом мне протянули местное платье и все мое благодушное настроение как рукой сняло. Кажется, Санлина, ты покатилась по наклонной. Если одежда предоставленная мэром того городка, как там его, была ужасна, то эта тряпка рыже-коричневого цвета с робкой вышивкой по вороту была просто-напросто катастрофой.
— Я не могу это надеть. — сказала я сурово.
Женщина посмотрела на платье. Она была примерно в таком же.
— Почему?
— Я буду выглядеть как вы. — пояснила тупице. — И перестану чувствовать себя женщиной.
Баба поглядела на мешок, который она называла платьем, на меня, на мешок.
— Голой хочешь идти? — родила она в своей голове ответ.
— Можно мне мою одежду? Которая была.
— Все вещи хулительницы сожжены.
— Н-но… вы что сожгли все?!
— Все.
— Но там был мешочек! — взорвалась я. — С моим родовым амулетом! И мои остальные амулеты! Вы что же тупицы неотесанные сожгли амулеты?! Да их же можно было наполнить! Вы просто идиоты! Тупицы! Дураки!
Женщина расплылась в улыбке.
— Язык можно и раньше казни отрезать. — сказала она радостно.
Я тут же потеряла все желание разговаривать. Закрыла глаза и почувствовала, как их щиплют слезы. Сожгли… мой родовой амулет! Они сожгли мой родовой амулет. Тот, что говорил всему миру, что я Лей Син, что защищал меня от любой беды, который бабушка надела мне на шею в четыре года в семейной пещере кристаллов. И эти тупые темные крестьяне его сожгли!
Умом я понимала, что будь он исправен, не сгорел бы. Умом я понимала, что Олав был прав — родовой амулет отводит три смертельных опасности и рассыпается в труху. Но он значил для любого мага из семьи Дюжины так много! Принадлежность к аристократическому кругу, заграждения и заклинания, через которые мог провести только родовой амулет. Потеряв его ты разом становился таким как все, а я меньше всего на свете хотела быть как все.
Я взяла мерзкое платье и влезла в него, не проронив ни слова. Рядом с потерей родового амулета даже этот мешок казался мелочью. Меня подпоясали и надели сверху какую-то расшитую накидку.
Слава Небесам тут не было зеркал. Увидела бы себя и удавилась, не дожидаясь казни.
На улице уже темнело. На главной площади играли простую музыку и жгли огромный костер.
«Надеюсь не для меня?» — опасливо подумала я.
Оказалось нет, на нем жарили кабана. Поскольку ни завтрака, ни обеда мне не перепало, я с удовольствием под улюлюканье и оскорбительные выкрики толпы села на бревнышко и взяла миску с мясом. Ломоть ароматного домашнего хлеба и стакан терпкого местного меда дополнили мой ужин.