Принцесса науки(Софья Ковалевская)
Шрифт:
В этой повести Чернышевский был выведен под именем Михаила Гавриловича Чернова. Софья Васильевна наделила его лучшими чертами человека и революционера.
Долгое время рукопись считалась утерянной. Однако впоследствии часть ее, 32 страницы, была найдена в архиве Академии наук СССР. Но и этих страниц достаточно, чтобы понять, что Ковалевская до конца жизни сохранила верность революционным идеям.
Содержание последней главы «Нигилиста» мы знаем от Эллен Кей, записавшей рассказ Ковалевской. После выхода романа «Что делать?» молодежь чествует Чернышевского. После этого он возвращается домой в свою маленькую мансарду. Он смотрит в окно на редкие огни петербургских окон и думает, что этот город,
Софья Васильевна не закончила повести о Чернышевском, ее увлек новый замысел — написать роман о женщине-нигилистке.
Среди ее знакомых была Вера Гончарова, племянница А. С. Пушкина. Она увлекалась народничеством, как и многие юноши и девушки ее времени, ходила по деревням, пропагандировала, раскрывала глаза простому народу на его бесправие, призывала к борьбе. Царское правительство жестоко расправилось с народниками. Больше двух тысяч были арестованы и брошены в тюрьмы. Среди них были друзья и родственники Софьи Васильевны, в том числе ее двоюродная сестра Наташа Армфельд. В свое время Ковалевская немало сделала для судьбы арестованных и их семей. Она собирала для них деньги по подписке, хлопотала у адвокатов. Многие девушки вступали тогда в брак с осужденными революционерами, даже им незнакомыми, чтобы хоть немного облегчить их участь. Софья Васильевна после долгих хлопот помогла Вере Гончаровой добиться разрешения на брак с революционером Павловским.
Ковалевская считала своим долгом сохранить для потомства память об этих людях, чтобы подвиг их не был забыт. Сначала она собиралась написать большой роман «Vae victis» («Горе побежденным»). Она написала введение к роману и опубликовала его в стокгольмском журнале «Норден». Но затем стала писать о Вере Гончаровой повесть «Нигилистка». В России эта повесть долго запрещалась цензурой, хотя было сделано немало попыток ее опубликовать.
Цензор так изложил содержание романа:
«Роман этот испещрен многочисленными местами, в которых рисуется в ужасающих красках участь политических преступников и жестокость в отношении их нашего правительства, а главное — высказываются симпатии нигилистическому движению 60-х и 70-х годов».
Резолюция Комитета была лаконична и безапелляционна: «Запретить и не выдавать».
Повесть вышла в Швеции под названием «Вера Воронцова», а потом, через несколько лет цензор разрешил издать в России роман «Нигилистка», но только на чешском языке.
В 1906 году роман издали в Москве, а на его обложке была сделана пометка: «Литературный гонорар пожертвован наследницей автора в пользу амнистированных политических заключенных».
Примерно в одно время с романом «Нигилистка» Ковалевская написала для русского журнала «Северный вестник» очерк о шведских крестьянских университетах.
Для русского человека это было что-то необыкновенное — крестьянский университет. А в Швеции эти университеты получили большое распространение. Они выросли из высших крестьянских школ, которые основывались сначала из чисто религиозных побуждений. Основатели их говорили, что необразованный человек не может быть хорошим христианином, что он должен сознательно верить в бога.
Впоследствии в программу преподавания были введены естественные науки, в том числе математика и физика, и школы постепенно превратились в университеты. Занимались в них зимой, когда у крестьян было много свободного времени.
Софья Васильевна посетила один из таких университетов. И, глядя на аккуратных деятельных учеников, она с болью в душе думала о миллионах безграмотных, униженных, забитых российских крестьян, живущих в покосившихся
«Лежа в эту ночь в постели, я долго не могла заснуть: все вертелись у меня в голове мысли о далекой родине. Думалось мне: придется ли мне когда-нибудь в жизни в какой-нибудь заброшенной, глухой русской деревушке рассказывать кучке русских молодых крестьян о Швеции, как я рассказывала сегодня шведам о России».
Софья Васильевна с увлечением занималась литературной деятельностью, но уйти от собственных невеселых мыслей, заглушить тоску по родине она не могла.
Тоска мешала Ковалевской жить, мешала работать, не давала полностью отдаваться творчеству. Она не скрывала своих чувств, и ее друзья, прекрасно понимая, как страдает Софья Васильевна, старались хоть как-нибудь скрасить ее жизнь.
Французский математик Шарль Эрмит даже написал в Петербург П. Л. Чебышеву:
«Пользуясь вашей добротой, я выражаю пожелание, чтобы мы смогли вызвать к себе в С.-Петербургскую Академию наук г-жу Ковалевскую, талант которой вызывает восхищение всех математиков и которая в стокгольмском изгнании хранит в сердце сожаление и любовь к своей Родине — России. Я узнал от нее о том участии, которое вы приняли в ее избрании членом-корреспондентом Академии, в то же самое время она сообщила мне о своем тяжелом душевном состоянии в связи с ее пребыванием за границей, и я решаюсь просить вас, по мере возможности, оказать ей нужную поддержку».
Но все старания друзей и доброжелателей Ковалевской были напрасны — ничего не менялось в ее судьбе.
Софья Васильевна почувствовала, что она утратила всякую надежду вернуться на родину — без любимой работы жизнь ее в России теряла всякий смысл. Ее личная жизнь тоже не сулила ей радости: трещина в отношениях с Максимом Ковалевским постепенно превращалась в пропасть.
Глава XV
ОДИНОЧЕСТВО
Как-то Софья Васильевна в письме Анне Шарлотте Леффлер вставила горькую пророческую фразу:
«И я и он — мы никогда не поймем друг друга. Я возвращаюсь в Стокгольм к своим занятиям. Только в одной работе можно найти радость и утешение».
А несколько позже, при личной встрече с подругой, подвела печальный итог своих отношений с Ковалевским:
«Я решила никогда больше не выходить замуж, я не желаю поступать так, как поступает большинство женщин, которые при первой возможности выйти замуж забрасывают все прежние занятия и забывают о том, что раньше считали своим призванием. Я ни за что не оставлю своего места в Стокгольме, пока не получу другого — лучшего или не приобрету такого положения в литературном мире, которое давало бы мне возможность жить писательским трудом. Но летом я отправлюсь с Ковалевским в путешествие, так как это самый приятный друг и товарищ, которого я знаю».
Возможно, если бы Ковалевские могли быть все время вместе, их отношения сложились бы по-иному. Но жизнь не позволяла этого, им удавалось встречаться только урывками. Даже в одном городе они не могли быть вместе подолгу. Софья Васильевна была привязана к Стокгольму, а для Максима Максимовича в этом городе было мало интересного. Его научная деятельность протекала в основном во Франции, и отказываться от нее ради женщины, даже такой, как Софья Васильевна, он не собирался.
Для Софьи Васильевны брак с Ковалевским был неприемлем. Выйди она замуж, ей нельзя было бы оставаться в Стокгольме.