Принцесса науки(Софья Ковалевская)
Шрифт:
«2 февраля. Вернулась домой ужасно печальная, — записывала она в своем дневнике, — сидела погруженная в созерцание своего одиночества, когда мне принесли письмо из Берлина.
14 февраля… Видела ужасные сны.
17 февраля… Тоска ужасная.
21 февраля. Четверг. Ну уж и денек! С утра всякие неудачи! Одни за другими. Такая находит иногда усталость, что бросила бы все и бежала. Тяжело жить одной на белом свете».
В один из таких тяжелых дней Софья Васильевна решила разобрать свои бумаги и привести их в порядок. Среди груды покрытых формулами и математическими расчетами страниц она обнаружила пачку писем, перевязанных крест-накрест черной тесьмой. Ковалевская развязала тесьму, и конверты с шелестом посыпались на стол.
«Право, — писал Ковалевский, — знакомство с вами заставляет меня верить в сродство душ, до такой степени быстро, скоро и истинно успели мы сойтись и с моей стороны, по крайней мере, подружиться. Последние два года я от одиночества и по другим обстоятельствам сделался таким скорпионом и нелюдимым, что знакомство с вами и все последствия, которые оно необходимо повлечет за собой, представляется мне каким-то невероятным сном. Вместо будущей хандры у меня начинают появляться хорошие, радужные ожидания, и как я ни отвык увлекаться, но теперь поневоле рисую себе в нашем общем будущем много радостного и хорошего…»
Ковалевская не могла читать дальше: еще немного, и она разрыдается. Очень тяжело, когда непослушная память с фотографической точностью восстанавливает перед тобой прошедшие годы и навсегда ушедших людей.
Перед ее мысленным взором возникло Палибино и тот ясный осенний день, когда она в белом подвенечном платье, под руку с мужем, Владимиром Онуфриевичем Ковалевским, возвращалась в усадьбу из старой деревенской церкви. В ее ушах снова зазвенели свадебные песни, которыми крестьянки сопровождали молодых, и она совсем близко увидела счастливое лицо Владимира Онуфриевича, который с восторгом смотрел на свою фиктивную, но все же «законную» жену.
Если бы осуществились планы так, как они были задуманы сестрами, то одетой в свадебный наряд должна была быть не Софа, а Анна. Она предназначалась в жены Владимиру Онуфриевичу. Однако жизнь внесла свои поправки… и все пошло не так, как рассчитывали сестры Корвин-Круковские.
Владимир Онуфриевич тогда был по-настоящему счастлив. Еще неизвестно, как сложится их жизнь в будущем, если Софа его тоже полюбит. А девушкой вдруг овладели совсем другие чувства. Она с необыкновенной остротой ощутила, что между ее домом и ней легла пропасть. И она торопилась покинуть дом и родных, сознавая, что это нехорошо с ее стороны, но была не в состоянии ничего с собой поделать. Только Анюта, милая, бесконечно близкая Анюта, остававшаяся здесь, в старой жизни, несколько мирила ее с Палибином, и, прощаясь с ней, Софа расплакалась.
Несколько позже Ковалевская напишет стихи, посвящая их своему отъезду из Палибина.
…Но не жалко героине Оставлять места родные. И не мил ей, и не дорог Вид родимого селенья. Вызывает он в ней только Неприязнь и озлобленье. Вспоминаются ей годы Жизни, страстных порываний И борьбы глухой и тайной, И подавленных желаний. Перед ней картины рабства Вьются мрачной вереницей, Рвется вон она из дома, Словно пленник из темницы…В этом стихотворении ярко выражен ее эмоциональный характер: в момент расставанья Софьей полностью владела только одна мысль: она свободна и может заниматься любимой наукой, и ей было ненавистно все, что мешало этому.
Быть
Смутно было на душе у новобрачной, когда она садилась в экипаж, покидая отчий дом.
Глава V
ПУТЬ К СВОБОДЕ — ЧЕРЕЗ БРАК
Анна, а тем более Софья меньше всего собирались выходить замуж — они мечтали посвятить себя науке. Это желание захватило девушек целиком, и они решили не останавливаться ни перед чем, чтобы добиться заветной цели. Положение сестер было сложным.
В России в то время женщина не могла получить высшего образования. Надо было ехать в Швейцарию, где женщин допускали в университеты. Но тут возникло одно труднопреодолимое препятствие — необходимо было иметь так называемый вид на жительство. Девушкам, находящимся под опекой родителей, его вообще не давали. Только замужняя женщина получала от супруга отдельный вид на жительство и могла полностью распоряжаться собой, разумеется, с согласия мужа, иначе «непокорную» могли вернуть с полицией.
И вот некоторые молодые люди шли на фиктивный брак с девушками, желающими получить образование, выправляли им самостоятельный вид на жительство, и те уезжали за границу.
Нужно по достоинству оценить самоотверженность молодежи той эпохи. Церковный брак признавал развод лишь в исключительных случаях, а в России девятнадцатого столетия брак был только церковный. Значит, ни он, ни она, встретив и полюбив другого человека, не могли разорвать старые путы и вступить в настоящий брак. Значит, молодые люди заранее во имя науки отрекались от личного счастья, от семьи, и тут начинались трагедии. Упомянем только об одной.
Мария Александровна Обручева, дочь генерала и сестра одного из сподвижников Чернышевского, вступила в фиктивный брак с врачом Петром Ивановичем Боковым. Спустя несколько лет Мария Александровна полюбила И. М. Сеченова и стала его гражданской женой. Только в конце 80-х годов она смогла получить официальный развод и обвенчалась с Сеченовым. Больше двух десятилетий общество не признавало ее законной женой Сеченова.
Необыкновенно сложилась судьба еще у одной замечательной женщины — Надежды Прокофьевны Сусловой. Дочь крепостного крестьянина, ставшего управляющим у графа Шереметьева и постаравшегося дать своим детям высшее образование, Надежда Суслова, как и Бокова, училась в Медико-хирургической академии. Когда женщинам запретили посещать занятия, она уехала в Швейцарию. Надежда Суслова привлекала к себе внимание незаурядным умом и обаянием. Она была знакома с Чернышевским, участвовала в радикальных петербургских кружках и была взята под надзор полиции как неблагонадежная. Ее пребывание за границей, так же как и круг ее знакомых, вызывало неодобрение царского правительства. Надежда Прокофьевна стала примером для многих русских женщин.
В. Н. Фигнер пишет о ней: «Стремление женщины к университетскому образованию было в то время еще совсем ново, но Суслова уже получила в Париже диплом доктора… Книжка журнала с известием о Сусловой определила мое будущее. И золотая нить потянулась от Сусловой ко мне, а потом пошла дальше — к народу, к родине, к человеку».
Анна была знакома и с Сусловой, и с Боковой. На их примерах убедилась: чтобы стать самостоятельной, иного выхода, кроме фиктивного брака, у нее нет. Ее кузина и подруга Жанна Евреинова, дочь коменданта царского Петергофского дворца, тоже стремилась вырваться из-под опеки родителей. Кто-то из них первой должен вступить в брак и помочь другой.