Принцесса разыскивает горошину
Шрифт:
— Извини, сама не знаю, что на меня нашло, — публично раскаялась я.
— Допустим, — она все еще сохраняла приличную дистанцию. — А чего же ты теперь хочешь? Ведь твоего благоверного у меня нет.
— Поговорить, — немудрено ответствовала я.
— Господи, да о чем? — Невооруженным глазом было заметно, что Лили вовсе даже не сгорает от желания поболтать со мной, как некогда на моей кухне в Чугуновске.
— О хламидиозе, — некстати встрял в эту светскую беседу Димыч, которому надоели наши реверансы.
— Заткнись, — посоветовала я ему сквозь зубы.
А Лили снова
— Слушай, кто это все-таки такой? Он мне не нравится.
— Не обращай на него внимания, — посоветовала я ей, — он совершенно безобидный.
— Безобидный? — Она и в этот раз мне не поверила. — Чего вы все-таки хотите, никак не пойму?
— Я же сказала, поговорить. Узнать, например, как ты сама здесь очутилась? Ты что же в нашей, чугуновской больнице больше не работаешь? — Я старалась общаться с ней в той же манере, в какой психиатры беседуют со своими пациентами. По крайней мере в кино, потому что личного опыта в этой области, к моему большому счастью, у меня до сих пор не было. Хотя при нынешней жизни загадывать наперед я бы не стала. Как говорится, от сумы и от тюрьмы…
— Нет, я оттуда уволилась, — поджала губы Лили, — и перешла сюда. И ничего сверхъестественного в этом нет, потому что высококвалифицированные специалисты, слава богу, везде требуются. — Она не сказала, «в отличие от некоторых», но стопроцентно подразумевала это. И к этим «некоторым» несомненно относила в первую очередь меня, любимую — тихую неудачницу, прозябающую на кухне, пока муж на стороне водит шашни с ее лучшей подружкой.
— Так ты что, ее знаешь? — снова стал напирать на меня озадаченный Димыч.
— Знаю не знаю, какая разница, — отмахнулась я от него. Лезет тут, мешает выяснять отношения.
— Да уж, молодой человек, не вмешивайтесь, пожалуйста. — Лили тоже не отказала себе в удовольствии слегка укоротить моего «старого боевого товарища». — Мы как-нибудь без вас разберемся.
— Ладно, разбирайтесь, только недолго, — разрешил Димыч и обиженно засопел мне в затылок.
— В общем, так, Надежда, давай без обид. — Лили из кожи вон лезла, стараясь произвести впечатление женщины суровой, но справедливой. — Что было, то было, быльем поросло. Согласна, я поступила не очень хорошо, но кто из нас не без греха? И потом, не стоит преувеличивать и придавать такое большое значение этой, в сущности, невинной интрижке. Да твой Маоист — сущее дитя, потому что сходил налево в первый и последний раз. Можно сказать, прививку получил, больше уже ни на кого, кроме тебя, не позарится. И будете вы, как в сказке, жить душа в душу и умрете в один день. И похоронят вас на Чугуновском кладбище, в одной могилке.
Я так растрогалась, что чуть на шею ей не кинулась, а Димыч оторопело почесал за ухом:
— Слышь, Надюха… Так это, что ль, она и есть? Зазноба твоего голодающего?
— Она и есть, — вздохнула я не то чтобы горестно, но и без радости.
— Нормально, — хмыкнул Димыч, — а я-то думаю, откуда они друг друга знают?
— Ладно, поговорили, — Лили напустила на себя нарочито деловой тон, — мне пора. Я ведь, как вы понимаете, на работе. Кстати, вы ведь, кажется, проникли сюда не совсем легально, в связи с чем у вас могут быть серьезные
— А зачем нам пропуск? — развел руками Димыч, а потом как бы невзначай достал из-за пояса пушку, зачем-то поплевал на нее и до блеска отполировал рукавом. — Мы ведь никуда не торопимся. Верно я говорю, Надюха?
— Вот уж не знала, Куприянова, что ты такая чума! — шипела на меня дикой кошкой отчаянно упиравшаяся Лили, пока мы Димычем волоком тащили ее по коридору. — Да за что меня убивать? Вернее, за кого? За этого кобеля Маоиста? У которого пол-Чугуновска любовниц?
— Ого! Уже пол-Чугуновска? — присвистнула я. — Ты же только что говорила, что была у него первой и последней.
— Это я так, чтоб тебя не расстраивать. И к квартире он не имеет никакого отношения. Я сама ее купила. Все эти годы деньги откладывала. Копеечку к копеечке. Ну за что, за что меня убивать? — Лили мертвой хваткой вцепилась в ручку ближайшей двери, а мы с Димычем едва пупки не развязали в процессе ее отдирания.
— Да никто не собирается тебя убивать! — Я все-таки влепила ей пощечину, хотя и обещала не распускать руки. Но не со зла, а чтобы прекратить истерику.
— Еще пули на такую тратить, — поддержал меня Димыч. — Лучше говори, где тут у вас база данных?
— А вам зачем? — Лили перестала царапаться и отбиваться.
— Козырный интерес! — цыкнул на нее Димыч. — Давай веди в святая святых. Только без фокусов.
— Нам не так уж много и надо, — слегка прояснила я обстановку, — всего лишь выяснить, кто является биологическим папашей одного невинного младенца из пробирки.
— Это сугубо конфиденциальные сведения, — тут же сообщила нам Лили. — А впрочем, что я могу сделать? Против лома нет приема, — красноречиво покосилась она на Димычеву пушку.
— И это правильно, — радостно заржал Димыч. — Ну и где… Где эти сугубые сведения?
— Пойдемте, это недалеко, — сказала Лили и показала на железную дверь в конце коридора. С лапидарной надписью: «Посторонним вход воспрещен». Достала из кармана ключ, сунула в замочную скважину и повернула.
— Смотрю, ты здесь вовсю освоилась, — не удержалась я от комментария. — Прямо начальница. Кстати, а главный врач Худобеднов — он тебе случайно не однофамилец?
— Это мой бывший муж, — понятно, что Лили не очень-то тянуло на откровенность, но отрицать столь очевидный факт даже с ее стороны было бы слишком глупо. — Ты же все знаешь. На первом курсе поженились, на третьем — разбежались… В данный момент чисто деловые отношения. Мы просто коллеги, и не более.
— Кто бы сомневался, — усмехнулась я. — Интересно, а новая жена у этого твоего просто коллеги имеется? Если да, то она сильно рискует.
Лили ничего мне на это не сказала, зато одарила таким взглядом, что слов в принципе и не требовалось. А потом села к компьютеру.
— Назовите фамилию, — сухо бросила она через плечо, резво щелкая пальцами по клавиатуре.
— Чью? — Я не сразу сориентировалась.
— Ту, что вас интересует, — буквально выдавила из себя Лили.
Я спохватилась: