Принцесса Ри, менестрель Би и другие неприятности Тома Каулитца
Шрифт:
О каждом твоём воплощении.
И в назначенный час
Я узнаю тебя
По первому прикосновению.
Лишь для одной ослепительной вспышки,
Лишь ради нескольких звёздных мгновений
Мы будем плыть друг другу на встречу
Сквозь бесконечность и океаны забвения.
Странствуя между мирами,
Ты хранишь в себе память
О каждом моём воплощении.
И в назначенный час
Мы узнаем друг друга
По первому прикосновению,
Где бы ты ни был,
Кем бы ты ни был.
Время
Книгу на самой последней странице.
И эпилог станет новым прологом,
И мы уйдём, чтобы вновь повториться.
Только бы не разминуться, не заблудиться
В круговороте смертей и рождений.
И в назначенный час вспомнить друг друга
По первому прикосновению.
В круговороте смертей и рождений...
По первому прикосновению.
Том смотрел на него мягким взглядом и улыбался.
— Я хочу, чтобы у тебя осталась память обо мне, — сказал он решительно, немного волнуясь. — В своем мире я занимаюсь музыкой. Я… Я очень известный… Эм… Известный менестрель. — Глаза Билли сделались огромными, рот восторженно приоткрылся. — В конце концов, мой брат Билл тоже не умеет играть ни на чем, но это не мешает ему писать песни, петь и выступать. Помнишь, та песня, что ты мне пел вчера? Она не так плоха. Давай мы сделаем ее классной. Ты станешь здесь звездой. Ну как мы с Биллом в своем мире. Только ты не играй, а пой. Петь у тебя хорошо получится, поверь мне. Это я точно знаю. А ты помоги мне найти дорогу домой. По рукам?
Парень не слишком уверенно кивнул. Предложение Тома явно сбило его с толку.
Следующие два часа они пили вересковый мед, ели мясо и мучили несчастную лютню, которая снова расстроилась в кривых ручонках Билли.
— Давай еще раз. Итак, — Том ударил по струнам.
— Мы молоды, — пропел Билль. — С широко открытыми глазами,
Ослепленными огнями города.
Теряем контроль,
Для того чтобы почувствовать себя живыми —
Это просто еще один день в раю.
Небо в алмазах,
Ты и я.
Том внимательно его слушал, подстраиваясь мелодией, и выразительно кивал, когда требовалось расставить акценты. Билль преданно следил за каждым взмахом его ресниц и чутко реагировал на малейшее движение.
— Хорошо. Но вот тут на «небе в алмазах» и «ты и я» надо усилить. Добавь, не знаю, экспрессии!
— Что такое экспрессия?
— Билль, послушай. Ты должен понять простую истину. Музыка — это не часть тебя, музыка — это и есть ты! Пропусти ее через себя, почувствуй. И тогда ты сможешь понять, что такое экспрессия. Смотри, вот так, мне кажется, будет хорошо … Мне просто очень понравилась твоя песня про путешествия между мирами, и можно вот так добавить, смотри:
Мы короли и королевы пригорода,
Потерявшиеся во времени,
Мы не знаем, где мы.
Ну же,
Мы те, кто мы есть.
Вперед!
Только
— Бунт? — приподнял как Билл бровь Билли.
Сердце Тома пропустило удар, и в груди все крутануло.
— Да, бунт, — поморщился он.
— Оооо, сир, бунт — это опасно. Нас на костре сожгут.
— Слушай, ты тогда или крестик сними, или трусы надень, как говорится. Или звезда и бунт, или шут на празднике.
— Я понял, сир.
Они убили еще целый час на то, чтобы песня менестреля звучала прилично. Парень оказался благодарным учеником и схватывал все на лету. С холодного пола от горячего камина они переместились на кровать, где сидели совсем рядом, касаясь друг друга ногами и руками. Том показывал, как ставить аккорды, как играть перебор, а как лучше бить. Песня становилась всё лучше, звучала четко и с достоинством, если у песни, конечно, может быть достоинство. Менестрель вздрагивал от каждого его прикосновения. Щеки временами покрывались пятнами, а взгляд стыдливо опускался.
Когда они закончили, Билли тихо произнес.
— У меня для вас, сир, есть сюрприз. Я надеюсь, что вы увидите его и все вспомните. Ваша память… Она помнит, но почему-то еще спит. Но ты увидишь и все поймешь. Пожалуйста, разреши.
— Валяй! — легко согласился он, откидываясь на спину.
Билль скрылся за ширмой. Том, развалившись на боку, подпер голову рукой и с интересом ждал, что же за сюрприз приготовил ему парень. Глаза упрямо закрывались, но он отчаянно боролся со сном, не давая себе провалиться в сладкие цепкие лапки Морфея. Это было очень и очень тяжело, учитывая, сколько он выпил и съел.
Наконец, из-за ширмы раздался тихий голосок, пропитанный стыдом и смущением:
— Закрой глаза.
— Готово! — усмехнулся Том, прикрыв один глаз. Потому что если он закроет оба, то тут же вырубится.
Менестрель появился из-за ширмы совершенно нагой. Он был похож на Билла так, словно сам Билл стоял сейчас перед ним. Только чуть худее, чуть угловатее и чуть тоньше. Билли был как будто копией Билла — утонченной, изящной, хрупкой. Том удивленно уставился на то место, где обычно располагались первичные половые признаки. У Билля их не было. Казалось, на нем надеты плотные трусы, идеально сливающиеся по цвету с кожей, потому что бугорок был, а вот его самого того самого не было.
Взгляд менестреля переливался всеми мыслимыми чувствами — неловкостью, невинностью, смелостью и робостью. Он приближался к Тому медленным и очень торжественным шагом. Остановился в двух шагах от кровати.
— Ну же? — тихо-тихо подбодрил его менестрель.
Том не очень понял, чего ему надо, но на всякий случай сел так, чтобы можно было легко вскочить в момент опасности.
— Покажи мне свои крылья, — воодушевленно попросил Билль.
— Какие крылья? — икнул Том и нервно хихикнул.