Принцесса Шиповничек
Шрифт:
Сильвия фыркнула, и привычная перебранка снова вытеснила мучительную печаль.
– Чепухистика. – Это было их любимое детское словечко. – Хорошо еще, что ты застряла в этой дурацкой подпольной газетке и не пошла учиться дальше, а то бы совсем…
– Она не подпольная, она независимая и…
– А какая разница, – Сильвия снова повернулась к окну. – Левые есть левые, выше они пола или ниже.
– Ты даже не хочешь понять… – Бекка почувствовала на щеках слезы, теперь ей точно было куда меньше двадцати трех. Ну почему именно сестрам удается заставить ее заплакать?
– Давным-давно… – Еле
– Ну вот, добилась своего? – прошипела Сильвия. – Она опять проснулась и собирается рассказывать свою чудовищную сказку.
– В стародавние времена, до всякого времени, но не в самое прекрасное время, – продолжался шепот, – в одной стране был замок, а в замке жил король, который ни о чем так не мечтал, как о ребеночке…
Гемма говорила и говорила. Голос, казалось, набирал силу, и ей удалось продвинуться дальше привычного начала:
– Но в конце концов, в один прекрасный день, в самое подходящее время королева легла в постель и родила девочку с рыжей, как огонь, копной волос.
Гемма попыталась дотронуться до волос, но не смогла, потому что была крепко привязана к кровати. Она на минутку задумалась, будто рассказ пошел вкривь и вкось. Затем, по-прежнему еле слышно, продолжила:
– Девочка была прекрасна как полевой цветок, поэтому король решил назвать ее…
– Шиповничек, – хором выдохнули три сестры, совсем как те малышки, которые когда-то с восторгом предвкушали продолжение знакомой истории. На самом деле сейчас две были страшно рассержены, а третья – рыжеволосая, как принцесса из сказки, – в слезах.
И, словно дождавшись наконец их дружного ответа, бабушка снова заснула. Заговорщицки переглянувшись, Сильвия и Шана отошли от кровати и направились к двери.
– Бекка. – Шана, стоя в дверях, позвала младшую сестру.
Бекка покачала головой и не двинулась. Этот жест означал, что она остается, что прощает им бегство. И она действительно прощала. Этот дом был ужасен: пропахший мочой, непереносимо печальный и безнадежный, несмотря на то, что его обитатели пили по утрам чай из серебряного чайничка, а днем их всячески развлекали; несмотря на разукрашенную комнату для рукоделия и доносившееся снизу по лифтовой шахте отчаянно фальшивое пение. Она как никто понимала сестер и любила их, даже если ее безумно раздражало то, что они говорили. Но именно то, от чего они бежали, заставляло Бекку каждый вечер после работы в газете приходить в дом престарелых, а каждые выходные проводить с Геммой три-четыре часа. Она боялась, что бабушка превратится в миссис Хартсхорн, которую никто никогда не навещает и которой только и остается, что заплетать волосы в нелепые косички. Или в миссис Бентон, ни на минуту не перестающую плакать и звать маму, которая никогда не придет. Или в миссис Гедовскую со второго этажа – эта сидит в коридоре, непрестанно бранясь. Ее крепким выражениям мог бы позавидовать любой рэпер.
Сестры ушли. Бекка слушала затихающие шаги в коридоре. Она слышала из-за двери шумы всего дома: позвякивал и дребезжал лифт, спускающийся на первый этаж; дважды прозвонил телефон на посту медсестры, наконец она усталым голосом ответила; проехала каталка, прошлепали войлочные тапки другой медсестры;
Бекка подошла к двери, закрыла ее поплотней и вернулась к бабушкиной постели. На этот раз, когда она взяла Гемму за руку, то ощутила слабое пожатие.
– Ребекка? – шепот Геммы звучал громче. – Ребекка!
– Я здесь, Гемма.
Бабушка открыла глаза:
– Я была принцессой в замке в заколдованном лесу. Опустилась ужасная мгла, и мы все заснули. Но принц поцеловал меня, и я проснулась. Только я.
– Да, Гемма, – успокаивающе кивнула Бекка.
Бабушка ворочалась, пытаясь освободиться от пут, привязывающих ее к кровати. Наконец, она перестала бороться и безнадежно откинулась назад.
– Я была принцессой, – повторила она. – Я жила в замке. И принц поцеловал меня.
– Да, Гемма.
– Этот замок твой. Это все, что я тебе оставляю. Ты должна найти его. Замок в заколдованном лесу. Обещай, ты его найдешь. – Она снова попыталась сесть. От напряжения ее лицо покрылось красными пятнами.
– Обещаю, Гемма.
– Обещай, что найдешь замок. Обещай, что найдешь принца. Обещай, что найдешь того, кто наложил заклятье.
– Я обещаю, Гемма, – Бекку поразило, какой силой налилась бабушкина рука.
– Поклянись.
– Клянусь, Гемма.
– Поклянись моей могилой.
– Но, Гемма, ты не умерла. – Это слово далось Бекке с трудом. Когда его произносишь, оно становится таким реальным.
– Поклянись.
– Клянусь… клянусь твоей… могилой.
Красные пятна медленно исчезали со щек бабушки, и теперь она лежала совершенно спокойно, снова закрыв глаза. Бекка, как ни пыталась, не могла разобрать еле слышный шепот.
Бекка еще ниже склонилась над кроватью. Побоялась прижать ухо к бабушкиному рту слишком плотно, чтобы Гемма не задохнулась. В конце концов Бекке удалось разобрать слова.
– Это я – принцесса Шиповничек, – повторяла Гемма. – Это я – принцесса Шиповничек.
Глава 3
– Пора в постель, – скомандовала Гемма.
– Ты обещала, что я могу лечь попозже, потому что мне уже десять лет, – возразила Сильвия. – А ты расскажешь какую-нибудь сказку.
– Только не «Спящую красавицу», – потребовала Шана, – какую-нибудь новую.
– А я хочу «Спящую красавицу», – сказала Бекка. – Я предпочитаю ее.
«Предпочитаю» было новое слово, которое она выучила только что.
– «Спящую красавицу» для Бекки, и она отправляется в постель. А потом другую сказку для двух взрослых дам, – улыбнулась Гемма, но старшие сестры уже выскочили из комнаты.
– Мы вернемся, когда ты кончишь «Спящую красавицу», – крикнула Шана из другой комнаты.
– И не раньше, – крикнула Сильвия.
Но очень скоро – сказка была еще в самом начале – они тихонько пробрались обратно, чтобы послушать знакомые слова.