Принцесса викингов
Шрифт:
Все началось в тот день в начале весны, когда Ролло прискакал на своем вороном, захваченном в набеге на лесное аббатство, и спросил, не желает ли Эмма отправиться с ним.
– Что? – опешила девушка, которую после второй попытки похищения охраняли особенно строго, неохотно позволяя покидать пределы острова на Сене, где располагалось аббатство Святого Мартина.
– Я говорю, не желаешь ли ты поехать со мной, – оглаживая разгоряченного коня, с улыбкой спросил Ролло.
– Но куда же?
Ролло рванул повод гарцующего жеребца.
– Я
– Разумеется, нет, – отвечала Эмма, однако ее улыбка и сияющие глаза говорили совсем иное.
Тогда конунг легко склонился с коня и, подхватив ее, усадил в седло перед собой.
Это был восхитительный день! Легкое весеннее солнце пронизывало их насквозь. С холмов долетали звуки пастушьего рожка; отощавшие после голодной зимы коровы, постукивая боталами, жадно паслись на первой траве; ветер нес запахи унавоженной земли с полей. Ролло мчался как ветер, его свита растянулась позади длинной цепью.
Конунг указывал девушке на все, что считал достойным внимания. Они побывали у старых каменных башен, построенных еще императором Карлом Лысым, в которых теперь располагались норманнские крепости. Вокруг каждого из таких укреплений выросли небольшие городки, где рядом с воинственными пришельцами прекрасно уживались франки. За пределами Руана норманны куда лучше владели языком покоренного народа, а браки между ними и местными женщинами стали самым обыденным явлением. Даже названия новых поселений являли собой причудливую смесь скандинавского и галльского наречий – Танкарвилль, Амфвилль, Бекдаль, Эльбе и тому подобное.
От множества новых впечатлений Эмма чувствовала себя совершенно утомленной, когда вечером они возвратились в Руан.
– Что ты думаешь об этом, Эмма? – спросил Ролло, когда перед ними уже высились городские стены.
– Что ты так же вез меня, когда похитил у герцога Роберта, – ответила она.
Ролло коротко вздохнул, но продолжил:
– Я имел в виду, когда спрашивал, то, что ты увидела сегодня.
– Разве мое мнение так уж важно для гордого Ру?
– Почему бы и нет? Сегодня я показал тебе, что не только франки могут быть добрыми правителями в былых владениях Карла Великого.
– Император Карл оставил земли своим потомкам, а что до вас, завоевателей, то он предрек, что вы станете величайшим бедствием для его державы.
– Не спорю. Карл был великим правителем, но и он мог ошибаться. По крайней мере его потомки сделали все, чтобы разрушить то, что он создавал на протяжении всей жизни. И если бы он сейчас восстал из могилы, то не узнал бы собственной империи.
Эмма уже давно перестала удивляться неожиданным познаниям Ролло. В отличие от младшего брата, он не владел грамотой, но жажда знаний и удивительная память помогали ему запоминать все, чем он хотя бы раз заинтересовался.
Копыта коней прогрохотали по настилу моста, и Ролло вдруг умолк. Его руки, бережно обнимавшие ее, разжались. Не отрываясь, Ролло глядел на широко распахнутые ворота Святого Мартина, где толпились какие-то
– Что вы здесь делаете, Орм? – на норвежском спросил он у мрачного вида воина, удерживавшего под уздцы белого коня под богатым седлом, украшенным серебряными кистями. Тот ответил знаками.
Эмма вздрогнула, узнав лошадь супруги Ролло. Вот в чем дело! Внезапно и сама она ощутила глухое волнение, услышав, что Снэфрид явилась, чтобы навестить Атли Нормандского. Ей было известно, что Лебяжьебелая и Атли отнюдь не являются друзьями, к тому же за все время, что Эмма провела в аббатстве Святого Мартина, жена Ролло ни разу не появлялась там.
Снэфрид и Атли стояли на ступенях, ведущих на галерею. И если Снэфрид невозмутимо осталась на месте, то Атли кинулся к ним едва ли не бегом.
– Как ты посмел увезти ее, Рольв, не оповестив меня!
– Я просто решил показать ей окрестности города.
– И для этого ты сажаешь ее к себе в седло, словно одну из своих наложниц? Довольно уже и того, что добрая половина наших людей считает, что дочь Пипины из Байе принадлежала нам обоим!
Повернувшись к девушке, он властно распорядился:
– Ступай к себе, Эмма.
Это была гнусная сцена. Дворня и даже прибежавшие с монастырского подворья каноники видели все. Ролло не произнес ни слова в свое оправдание. Эмма молча прошла в покои, откуда видела, как Снэфрид села в седло и вместе с мужем покинула аббатство.
Все это, однако, не помешало Эмме через пару дней явиться во дворец Ролло и просить его, чтобы он и впредь брал ее с собой.
– Атли это совсем не по нраву, – сказал, пристально глядя на девушку, конунг.
– Я обо всем условилась с Атли. Он согласен, если только между тобой и мной не произойдет ничего, пятнающего его честь.
Поймав устремленный на нее испытующий взгляд Ролло, она добавила твердо:
– А раз так, я пообещала ему это, и он позволил.
Впрочем, новая поездка не доставила Эмме такого удовольствия, как предыдущая. Ролло, по-видимому, более не желал прикасаться к ней, и ее усадили в крытую двухколесную повозку, запряженную мулами, в которой столь немилосердно трясло, что Эмма, еще не доезжая до ближайшего селения, ощутила приступ дурноты.
Глядя на ее бледное до зелени лицо, Ролло желчно осведомился:
– Неужто братец все-таки ухитрился обрюхатить тебя?
Эмма едва не расхохоталась от нелепости его предположения. Пряча улыбку, она сказала:
– Если бы ты проехал пару лье в этой адской колымаге, то и о тебе можно было бы сказать, что ты брюхат с этой зимы.
До него не сразу дошел смысл ее слов, но потом он хлопнул себя по лбу и засмеялся:
– Клянусь Тором и его молотом, я не намерен и далее заставлять тебя так страдать!
Он отправил ее в Бранвиль, имение Брана, а когда вернулся туда через пару дней, то привел на поводу изящную кобылу буланой масти с темным ремнем вдоль хребта, которую Эмма и назвала Ригунтой, а Ролло отрекомендовал как образец конской кротости.