Принцессы оазиса
Шрифт:
— Я пошел за тобой.
— Зачем?
— Чтобы посмотреть, что ты станешь делать. И теперь вижу, что ты отлыниваешь от работы. Я расскажу об этом Данаб.
Анджум вспыхнула.
— Ты будешь вмешиваться в женские дела?
Кабир прищурился, и его губы растянула неприятная улыбка.
— Я хочу вмешаться в твои дела. Идриса нет, и потому тебя накажут.
— Зачем тебе это?
— Впрочем, если ты позволишь поиграть с тобой в одну игру, тогда я никому ничего
Он сделал шаг, и она испуганно попятилась.
— Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого.
Протянув жадные руки, Кабир вцепился в рубашку Анджум и попытался повалить девочку на песок.
Она вырвалась с неожиданной силой, оставив в его руках лоскут ветхой ткани, и побежала по пустыне, словно преследуемый хищником дикий зверек.
Хотя Анджум мчалась стремительно, как никогда, ей все время чудилось, будто ее ноги увязают в песке. Сердце было готово вырваться из груди, а горячий ветер мгновенно высушивал слезы.
Лишь в изнеможении остановившись на краю оазиса, девочка поняла, что ее никто не преследует.
Разумеется, Анджум вернулась без саксаула и вдобавок потеряла топорик, потому получила хороший нагоняй от старшей служанки. Она никому ничего не сказала, но этот случай дал ей понять, что приносит взросление и чем чревато отсутствие защитников. Родители — она давно это чувствовала — были не в счет, а Идрис исчез из ее жизни.
Что сделали бы Гамаль и Халима, если б она рассказала им о поведении Кабира? Разволновались бы, принялись сокрушаться — и все.
Когда наступила ночь, Анджум вновь выбралась из шатра и уселась на песок.
Она посмотрела на Большой Гроб с вереницей плакальщиц 14 — созвездие, которое знал каждый араб, но столь мрачное название не нравилось девочке, и она перевела взор на Всадника 15 , которого могли различить лишь самые острые глаза, а потом — на созвездие Волосы Вероники.
При взгляде в пучину Вечности, которая знала все тайны, но никогда не раскрывала их простым смертным, в голову Анджум вновь пришли болезненно-острые мысли о Байсан. Девочка коснулась того места, где синел треугольник. Сделал ли кто-нибудь татуировку ее сестре? Или теперь Байсан отличается от нее, Анджум, отсутствием этого обязательного для всех бедуинок знака?
Вот уже несколько дней шли столь редкие и долгожданные в этом краю дожди. Казалось, полуувядшие растения тянутся навстречу упругим прохладным струям.
Сидя на террасе, Франсуаза Рандель наслаждалась барабанящим звуком дождя, теплыми древесными ароматами, благоуханием оживших цветов, запахом прибитой к земле мокрой пыли, когда из пансиона явилась посланница с сообщением о том, что Жаклин заболела.
Вскочив с места, Франсуаза принялась расспрашивать, что именно произошло, но монахиня не знала подробностей. С трудом дождавшись Фернана и даже не дав ему сменить
В кои-то дни очищенная от пыли мостовая блестела, словно политая маслом, над улицами повисла тепловатая сырость, а горизонт заволокло сеткой непрерывно моросящего дождя.
— Что могло случиться? Что? Что? — повторяла Франсуаза, не обращая внимания на то, что ей в лицо летят брызги воды, отчего поля шляпки обвисли, а пряди волос уныло свесились вдоль щек.
Фернан пытался успокоить жену, говоря, что все дети время от времени болеют, но она не слушала и ругалась на кучера, принуждая его поторапливать лошадей.
Свинцовое море мрачно поблескивало под таким же хмурым небом, по которому мчались рваные облака. Неукротимый ветер трепал паруса кораблей и упорно гнал волны на берег.
Неожиданно Фернан ощутил ту безотчетную печаль, от которой хочется плакать, которая вынуждает думать, будто в жизни произошло нечто непоправимое. Обычно при этом люди перекидываются словом с друзьями или ищут утешения в объятиях любимой женщины. Но ему оставалось лишь отгонять тяжелые мысли, повторяя себе, что все будет хорошо.
Сестра Доротея приняла супругов в своем кабинете.
— Еще вчера Жаклин была вялой и ела без аппетита, — сказала она. — А ночью у нее начался жар.
Мгновенно забывшая о правилах приличия Франсуаза напустилась на монахиню:
— Почему вы не известили нас раньше?!
— Обычно мы не спешим тревожить родителей и для начала вызываем доктора.
— Надеюсь, вы это сделали?
— Да. К сожалению, врач сказал, что едва ли это обыкновенная простуда. По-видимому, девочка подхватила серьезную легочную инфекцию.
При следующих словах Франсуазы на лице Фернана появилась краска неловкости и смущения.
— И это в заведении, которому мы платим такие деньги!
К чести сестры Доротеи, она сохранила прежнее самообладание — ее руки так же спокойно лежали на коленях, а тон оставался столь же вежливым и ровным.
— Могу сказать без преувеличения: мы хорошо заботимся о воспитанницах. Мне кажется, одна из причин внезапного недуга — происхождение вашей... дочери.
— Вы хотите сказать, что она ниже остальных! — взвилась Франсуаза.
— Нет. Просто другие девочки легко переносят прохладу и сырость. Иное дело — ребенок, который родился в пустыне.
— Вы позволите нам увидеть Жаклин? — промолвил майор, прерывая истерические замечания жены.
Сестра Доротея встала.
— Конечно, — сказала она, — идите за мной.
Жаклин лежала не в дортуаре, а в отдельной комнате, где окна были мокрыми от мелкого дождя и витала сырость. Однако сейчас так было во всех помещениях, потому что никому не приходило в голову снабжать местные жилища печами, если только речь не шла о кухне.