Принцип домино
Шрифт:
Дядя завздыхал, покорно кивая, спрятал деньги и пошел прочь.
Реваз, покрутившись полчаса, наконец решился и постучал в ту же дверь.
Снова вышел тот же студент. Он подслеповато щурился от солнца, на которое еще не наползла лиловая туча.
— Вам кого?
— Слушай, дорогой, у нас большое горе, я только что из Баку прилетел и к вам прямо с аэропорта! У вас, говорят, здесь лежит мой двоюродный брат Абдурахман Гаджиев…
— Вот те на! — искренне удивился санитар. — Только что его дядя здесь был. Это что, все родственники сюда
— Его мулла так назвал, а для нас он Абдурахман, как родители его назвали… — туманно ответил Реваз, мысленно ругая себя за оговорку. — Столько лет его так знал. Слушай, какой еще дядя приходил, его не Мамед зовут?
— Я его имя не спрашивал… Он только что здесь был, домой ушел. Я ему все объяснил. Что следователь через три, нет, уже через два с половиной часа будет. Вы идите к нему домой, а потом с ним вместе приходите.
— Он Абдурахману дядя по матери, а я двоюродный брат по отцу, — с достоинством сказал Реваз. — Мамед давно в Москве живет. Он на рынке торгует, у него жена русская, а с нами не знается… Тебя вот как зовут?
— Алексей, а что? — насторожился санитар.
— Меня Реваз. Алеша, я к нему не пойду, не хочу, он нам даже не позвонил ни разу, когда наш дедушка умер. Я лучше здесь подожду.
— Скоро дождь пойдет, — сочувственно сказал санитар, взглянув на небо. — В кино бы сходили, что ли, вон там кинотеатр «Спорт» недалеко.
— Какое кино, дорогой! — вздохнул Реваз. — Такое горе, да? Ничего, я здесь постою.
— Дело ваше… — пожал плечами сочувствующий санитар.
И запер дверь.
Реваз стоял, переминаясь с ноги на ногу, потом пошел дождь, ударила молния, прогремел гром. Реваз стоически мокнул, без зонта, без дождевика, все ожидая, что молоденький санитар увидит его в дверной глазок и позовет. И тот действительно выглянул из двери и, увидев, что Реваз стоит один под ливнем, снова посочувствовал:
— Ладно, давайте пройдите сюда, не стесняйтесь. Чего мокнуть?
Реваз сделал это не сразу, помялся, переступил с ноги на ногу, как бы преодолев в себе собственный запрет, и вошел в морг.
Молоденький санитар впустил его в полутемную прихожую, снова запер тяжелую, окованную железом дверь на засов и закурил.
— Курить будете? — спросил он у насквозь промокшего и продрогшего Реваза. — Я уточнил, вашего родственника все-таки зовут Абдулла…
— Я ж говорил тебе: так его назвал и записал в своей книге мулла. А с ним не поспоришь.
Он уже увидел в приоткрытую дверь прозекторской, как прозектор возился с голой мертвой женщиной, чьи знакомые рыжеватые волосы были видны отсюда.
— Такая молодая, ай, что делается! — зацокал языком Реваз.
— Только сегодня ее доставили, — проследил за его взглядом Алексей. — А застрелили несколько дней назад. Запах чувствуете? Я уже привык. А у нас в группе двое ребят отказались. Из института ушли. Что характерно, девушки остались. Сначала, правда, в обморок падали. Потом быстрее нас привыкли.
—
— Можно, наверно… — замялся Алексей. — Только разрешат ли? Сейчас спрошу…
— Я только что из Махачкалы прилетел, — напомнил Реваз, старательно прислушиваясь к тому, что доносилось из приоткрытой двери. — У меня обратный билет на вечер. Давно его не видел.
Оттуда доносилось негромкое позвякивание металлических инструментов, слабо различимое в ровном гуле холодильных камер.
— Так я могу Абдурахмана посмотреть? — еще настойчивее повторил Реваз. — Я тебя, Алеша, отблагодарю, не сомневайся.
Он сунул руку в карман, нащупал и взвел предохранитель. Алексей махнул рукой:
— Нет-нет… Ничем не могу помочь. Придется вам подождать.
Услышав сухой щелчок, донесшийся из коридора, пожилой, сухощавый прозектор в очках и зеленоватом халате поднял голову и увидел вошедшего в камеру небритого кавказца.
— Алеша! Почему здесь посторонние? — крикнул он. — Вы, простите, кто? Как вы сюда попали?
— Нет больше Алеши, — сказал Реваз. — Ты, дорогой, пулю от «ТТ» уже достал? — сказал Реваз, кивнув на распиленный череп Марины. — А вот и тот самый пистолет… — Он вытащил из кармана «ТТ» с еще теплым от выстрела стволом. — Этот, можешь не сомневаться.
Прозектор изучающе смотрел на Реваза, как если бы это был один из здешних покойников, внезапно поднявшийся со стола.
— А ну дай, генацвале, я взгляну… — спокойно сказал он, протянув руку к пистолету. Похоже, он вовсе не держался за свою жизнь.
— Какой я тебе генацвале? — вспыхнул Реваз. — Ты что говоришь, козел!
Еще один сухой щелчок, и прозектор рухнул лицом на грудь мертвой Марины.
Реваз подошел ближе, стараясь на нее не смотреть, и все же не удержался, заглянул ей в лицо. Потом не спеша взял из ванночки извлеченную пулю, завернул ее в салфетку, сунул в карман и вышел в коридор.
Так же не спеша он достал из халата Алексея ключи и осторожно, чтобы не запачкать обувь в крови, дошел до двери. Там он отклеил усы, снял галстук и положил его вместе с пиджаком в баул, откуда достал светлую ветровку и быстро ее надел. Потом он изменил свой прямой пробор на косой, глядя на себя в темное стекло на стене, под которым были вывешены какие-то правила. После этого открыл замок и вышел из морга наружу.
Гроза прошла. Светило солнце.
Не спеша и не оглядываясь, он неторопливо направился к кинотеатру, не глядя на встретившихся ему женщин в мятых белых халатах. Кажется, он сегодня везде успевал. Двухсерийный фильм — это все-таки три часа, не меньше. Зал был наполовину пустым. Когда погасили свет, он аккуратно положил ключи от морга под сиденье, а «замазанный» «ТТ» сунул, отогнув проволочную сетку, в вентиляцию. После чего перебрался через проход на последний ряд. Когда погас свет, он снова наклеил в темноте усы, изменил обратно косой пробор на прямой. И надел пиджак и галстук.