Принцип матрешки
Шрифт:
Бортоломей выпучил глаза.
– Я об этом не подумал, брат… но у меня есть предложение…
– Только ты, Бортоломей, и будешь выполнять то, что хочешь предложить, и своей благодатью. Меня не впутывай, – тут же выпалил Авангур. – Я тебя знаю, ты просто напичкан нелепыми идеями.
– Ладно, я исполню, – безропотно согласился Бортоломей.
– Да? – подозрительно разглядывая покровителя поэтов, ученых и музыкантов, спросил Авангур. – И что это за предложение?
– А мы все расскажем командору. Пусть он и тратит свою благодать.
– Он нам морды набьет, –
– Тогда мы хотели его убить…
– Ага, а сейчас предложим бесполезно потратить уйму благодати.
– Ничего не бесполезно. Я знаю, какая от этого будет польза. Пошли к нему.
– Ты уверен, Бортоломей? Мне почему-то страшно.
– Не бойся, я все решу. С тебя только присутствие. Так сказать, дружеское плечо… И будешь должен.
– С чего это я тебе буду должен? – удивился Авангур.
– С того, что я решаю все вопросы, а идея помочь Свидетелям Худжгарха была твоя.
– Ладно, – недовольно ответил Авангур, – это справедливо, пошли к командору.
Они посмотрели, как Узлук стал прыгать около костра, призывая своего бога пролить дождь.
– Он будет так скакать не меньше часа, – решил Авангур. – Пошли.
На Горе было необычно тихо. В спальне командора, выходящей на балкон, было темно.
– Он там не один, – прошептал Бортоломей, – с женщинами.
– Вижу.
– Что будем делать?
– Как что? – удивился Авангур. – Звать его. Но…
– Что но?
– Понимаешь, командор не просто так создал темноту.
– Да? А для чего?
– А что мужчина делает, когда уединяется с женщиной? – усмехнувшись, спросил Авангур.
– Что? – не понимая его намеков, уточнил Бортоломей.
– А что ты делаешь с Матой, когда остаешься с ней наедине?
– Читаю ей стихи.
– И только?
– А что еще я могу ей дать? Даю то, что имею.
– Понятно, – хмыкнул Авангур. – Тогда и командор читает стихи своим дамам, иди и говори с ним.
Бортоломей пожал плечами и направился к застекленной двери.
Оттуда громким шепотом позвал:
– Командор?.. Командор?..
Через некоторое время раздался недовольный вопрос:
– Чего тебе?
– Вы не заняты?
– Занят, Бортоломей. Иди.
– Не могу, командор. Есть срочное дело.
– До утра не подождет?
– Не подождет. Стихи вы потом сможете прочитать своим дамам.
– Стихи? Какие стихи?
– Не знаю. Ну что вы там делаете?
– Делаем то, что нужно, – раздался недовольный женский голос, и в проеме двери за стеклом показалась обнаженная женская фигура. – Ты кто? – спросила она, а у Бортоломея слова застряли в горле.
Он смотрел на девицу, что воинственно уперла руки в бока, и молчал. Затем поднял ошарашенный взгляд, приложил руку к сердцу и неожиданно для всех стал читать стихи:
Под этим грубым внешним видом Таится нежная душа. Она стремится к вам, Как– Приятно слышать, убогий, что моя красота так на тебя подействовала. Ты пришел сюда читать стихи?
– Я?.. Нет… То есть да. Я могу еще почитать…
– Ганга, иди оденься, – за ее спиной появился командор и накинул на женщину простыню. – А то твой внешний вид сводит Бортоломея с ума.
Женщина фыркнула и отошла, растворившись в темноте спальни. Бортоломей смотрел ей вслед с открытым ртом.
– Бортоломей, слюни не пускай, это моя невеста, – усмехнувшись, произнес командор.
Мы успели порезвиться, потом искупаться и только собрались вновь приступить к любовным играм, как за стеклом с балкона послышался громкий шепот:
– Командор? Командор? Вы не заняты?
– Гони его, – прошептала мне прямо в ухо Ганга и полезла на меня сверху.
Я не хотел отвечать Бортоломею. Узнал его по голосу. Думал, покричит и уйдет. Но покровитель поэтов был настойчив. Я стал вырываться из-под оседлавшей меня Ганги, и она, разозленная на сына творца, пошла с ним разобраться. Ганга, не стыдясь, встала перед Бортоломеем полностью обнаженной.
Орчанки, привыкшие жить в стойбище, где невозможно спрятаться от чужих глаз, не стеснялась своей наготы. Для нее ходить обнаженной было так же естественно, как и ходить в одежде.
– Я же не страшилище, – говорила она на мои робкие упреки. – Чего мне прятаться? Тебе стыдно за то, как я выгляжу?
– Нет, не стыдно, – говорил я, – просто… просто ревную… и у нас не принято…
– Да? Ревнуешь? – шептала она и тут же использовала момент для близости. Поэтому я перестал обращать внимание на ее вольности. Тем более что она не ходила голой по замку.
Привычки – это наши вторые натуры. Я иногда грызу ногти, когда думаю. Ганга не стыдится наготы. Чернушка в постели любит заниматься любовью без света.
– Чего тебе, Бортоломей? – спросил я, когда Ганга ушла, а наш доморощенный поэт захлопнул рот.
– Я это… А кто это?..
– Что «ты это» и о ком ты, Бортоломей?
– Он был сражен красотой вашей невесты, командор, – за спиной Бортоломея нарисовался Авангур. – У нас важное дело, командор. Его вам расскажет Бортоломей. Говори, брат.