Принцы и нищая, или Золушка на двоих
Шрифт:
— Ваше высочество, — насколько могла, спокойно и почтительно произнесла она. — Я… безмерно благодарна вам за ваше милосердие.
Он уже обратился к ней, значит, должно быть, она может ответить… Это вряд ли будет сочтено невоспитанностью.
— Хорошо, — коротко бросил принц, продолжая разглядывать ее. — Грамотная речь. Признательность. Хоть, возможно, это мне следует извиниться за ущерб, нанесенный твоему здоровью, девушка?
«Было бы неплохо!» — подумала та, старая часть Евы, порой просыпавшаяся в самый неподходящий
Ева цыкнула на себя. Не сейчас. В этой жизни больше нет места гордости.
— Нет, ваше высочество, должно быть, это случайность. Мне следовало быть осторожнее.
— Великолепно! — рассмеялся принц. — Очень хорошее построение предложений. Даже не скажешь, что ты из низов. Как тебя зовут?
— Евелина. Ева, ваше высочество.
— Хм… Подойдет. Скажи мне, Ева… у тебя нет дома, денег, ты скитаешься и просишь милостыню?
Как бы слаба ни была Ева, но она начала краснеть от унижения.
Да, именно так. Она не может ничего другого. Ведь выбор небогат — торговать своим телом или просить милостыню. Ведь ей так и не удалось устроиться служанкой или официанткой. А потом ее одежда износилась, она стала грязной и неухоженной. И потеряла шансы найти честную работу.
Теперь она всего лишь нищая бродяжка. Все, как он сказал.
— Именно так, ваше высочество, — смиренно ответила она.
Принц хмыкнул — должно быть, он него не укрылось ее смущение.
— Так было не всегда? Кто твои родители? — остро взглянув ей в глаза, спросил он. Словно подозревал что-то…
Ева сжалась. Сейчас ей нужно соврать. Очень реалистично, так, чтобы у принца не возникло никаких сомнений в ее словах. А он куда проницательнее доброй матрессы Карии.
— Нет, ваше высочество. Мои родители были слугами в городе Суаме. Потом отец проворовался, и его уволили. Мать вместе с ним. У нас не осталось средств… Потом они умерли, и я попробовала найти работу в столице…
— И не нашла. Это я вижу, — закончил за нее принц. — Где ты научилась так правильно говорить?
— Мои родители работали у приличных людей, у них была хорошая речь. Они и меня приучили говорить грамотно. К тому же в детстве я ходила в школу, где научилась читать и писать.
— Прекрасно, — принц поднял руку останавливающим жестом, призывая ее к тишине. Резко обернулся к двери и сказал громко. — Матресса Кариа!
Дверь тут же открылась, и пожилая экономка юркнула в комнату.
— Матресса, обеспечьте девушку всем необходимым. Хорошее питание, лечение. Когда наберется сил — вымойте, приведите в порядок, оденьте прилично. И отведите ко мне. Приступайте.
«О Боже!» — подумала Ева. — «Ничего не понимаю!». Что это? Милосердие?
Но верилось в это слабо.
Зачем она ему?
— Ваше высочество! — отважилась она.
— Да? — словно бы в брезгливом недоумении, что она смеет к нему обращаться, обернулся принц.
— Ваше высочество, на сколько мне можно остаться здесь?
Он тонко усмехнулся
— Если я смогу приспособить тебя к одному… делу, то — надолго, — коротко сказал он.
А Еве вдруг стало страшно. Что это за неведомое дело, для которого принцу понадобилась нищая бродяжка? Или он тоже хочет сделать ее служанкой в своем доме? Может быть, он об этом.
Хорошо бы так! Иначе… В голову запросились самые неприятные, пугающие мысли.
Принц снова резко и остро — словно уколол! — взглянул на нее и вышел быстрым решительным шагом.
Я боюсь его, подумала Ева. Очень боюсь. И еще больше боюсь идти к нему, когда поправлюсь.
Глава 2
Следующие семь дней были для Евы и очень приятными, и тревожными.
Впервые за год она жила в тепле, сытости и заботе. Конечно, иногда добрая матресса Кариа раздражала тем, что пыталась узнать больше о прошлом своей подопечной. Но Ева выдыхала неприятные чувства, умело ускользала от лишних вопросов и бесконечно благодарила добрую женщину.
Через сутки после визита принца Ева начала ходить. Ей дали удобное платье, такое же, как носили служанки в особняке, и хорошее шерстяное белье, согревавшее поясницу. Матресса преподнесла ей в подарок и плащ — темно-коричневый, старушечьего цвета, явно со своего плеча. Но он был подбит мехом, и Ева понимала, что в таком плаще никакая зима не страшна. И она была безмерно благодарна пожилой экономке еще и за это.
— Что бы ни случилось, Ева, — сказала она. — Хочу, чтобы у тебя была теплая одежда. Я еще для тебя еще найду. А теперь сядь, пожалуйста, — иногда тон матрессы становился строгим, как у школьной учительницы или дуэньи. — И послушай меня.
— Да, дорогая моя матресса Кариа, — улыбнулась Ева, еще не предчувствуя никаких неприятностей.
— Скажи мне, девочка… — осторожно начала Кариа. — Ты поняла, что чем-то привлекла внимание принца? Скорее всего… Он хочет, чтобы ты осталась здесь при нем. Чтобы… Я даже не знаю, как сказать…
— Скажите, как есть, матресса Кариа, я жила на улице, много что видела.
— Но ты ведь не торговала своим телом? — бросив на Еву строгий взгляд, спросила Кариа.
— Нет, что вы! Если бы торговала — должно быть, мне не пришлось бы побираться… Я просто видела, как это все устроено. Но мне удалось избежать этого.
— Хорошая девочка, — похвалила ее экономка. — Так вот, думаю, ты вытащила счастливый билет. Принц хочет, чтобы ты была его наложницей. А когда ты ему надоешь — думаю, позволит тебе остаться служанкой. Или как-то еще устроит твою судьбу. Если ты невинна — и вовсе замечательно. Властные мужчины любят невинных девушек.
Ева закусила губу и опустила глаза. Она сама все эти дни думала об этом и ощущала мерзкую противную тревогу.
Думала даже убежать, как только пройдет остаточное головокружение.