Принцы и нищая, или Золушка на двоих

Миленина Лидия

— Нет! — воскликнула Ева.

Нет. Она не хотела.

Хватит глаз Бормиаса, чтобы убедиться: Габер умер. Она не хочет видеть его даже перед казнью. Не хочет видеть и момент его гибели. И она не испытает злорадства, если узреет, как он горит. А облегчение принесет ей и просто новость, что Габера больше нет.

Ей казалось, что стоит ей показаться возле лобного места — и проклятый маг восстанет из пепла. Или найдет способ ускользнуть от смерти в момент казни…

Нет. Она не хочет. Ей это не нужно!

—

Нет, будет достаточно, если ты все увидишь… — сказала она.

Хоть крошечное сомнение и кольнуло внутри. Может, все же следовало бы… Может, ей придется расплачиваться за эту свою слабость.

— Хорошо, милая, — улыбнулся Бормиас. Снова — очень устало. — Давай поужинаем? Поздно, конечно, но я устал и голоден, как тридцать пять лиов… Это было тяжелое заседание. Подонок извивался, как уж на сковородке. Пытался исказить факты, взывал к солидарности других магов… Я до последнего волновался, что ничего не получится… Но в этот раз, Ева, победа за нами. Осталось поесть, — его губы скривились в косой, похожей на грайнорову, усмешке.

Ева тут же распорядилась, чтобы подали ужин.

Тогда она впервые почувствовала себя женой Бормиаса. Женой, дождавшейся дома, когда ее воин вернется с поля боя. С победой.

* * *

Грайнор сидел с бокалом на террасе гостевого дома в предгорном городке Стапиоре. Моря здесь не было, но этот город славился как курорт из-за чистейшего воздуха и особых целительных родников.

Сидел и смотрел, как его невеста Вериана прохаживалась и рассуждала о картинах, которые они видели в доме местного графа.

С Верианой было интересно. Остроумие, широкие интересы в сфере искусств, яркая внешность… С ней было приятно разговаривать. И приятно на нее смотреть.

Но… Душу Грайнора она не трогала. Из нее получилась бы прекрасная подруга для него. Подруга, сестра, но не возлюбленная.

Впрочем…

Грайнор на мгновение прикрыл глаза, и перед внутренним взором встал образ хрупкой девушки с каштановыми волосами. С нежными тонкими чертами. И сияющим упрямством в глазах.

Ева…

Грайнор всегда видел ее, стоило только закрыть глаза. А наедине с собой слышал ее голос, как будто она стояла рядом. Уже привык.

А открыв глаза, Грайнор снова смотрел на Вериану и понимал, что в сложившихся обстоятельствах это лучшее для него. Ему грех жаловаться.

Принцесса могла оказаться и не такой изысканной и умной. Могла и верно быть «поросеночком в рюшах», которого он увидел в самом начале.

…А Ева выбрала Бормиаса. Она выбирала его несколько раз подряд. И теперь лучшее, что Грайнор мог сделать для нее — это выполнить обещание. Жениться на Вериане.

А еще — увезти ее подальше от столицы, чтобы Ева с Бормиасом успели сделать дела, спокойно провести помолвку и прочее. Чтобы Ева с Верианой не встречались как можно дольше.

Это все,

что он может для нее сделать… Для них! Ведь, проклятье, Грайнор понимал, что делает это и для брата тоже.

Он любил и его, несмотря ни на что.

И… да. Грайнор был слишком умен, чтобы не понимать своих чувств к Еве.

Он любит ее. По-настоящему. Сильно.

Как в книгах. Как в дурацких романах, которые Грайнор прочитал в юности ради общего развития (и чтобы блеснуть чуткостью перед романтичными девушками).

Поэтому и жертвует своим личным счастьем.

Проклятье. Тысячу раз проклятье!

Когда он стал таким благородным идиотом, вроде Бормиаса?!

* * *

Бал был в самом разгаре. Ева чувствовала себя неплохо, постепенно она успокоилась — в новом образе никто ее не узнавал. А с Верианой они весьма мило познакомились и вполне приятно побеседовали.

Ева как раз хотела взять с подноса прохладительный напиток, когда Вериана в ярко-желтом платье продефилировала к ней.

— Милая принцесса, быть может, нам стоит прогуляться на террасу и подышать?

Еве стало тревожно. Какой-то мерзкий липкий страх тронул душу. Но формального повода отказать Вериане у нее не было.

Она согласилась.

На террасе, смотревшей прямо на королевский сад, где пели соловьи и расцветали цветы раннего лета, Вериана оперлась на перила и издевательски взглянула на Еву.

— Ну здравствуй, Ева, — криво улыбнулась она. — Давно не виделись! Дорогой, выходи! — она обернулась куда-то в сторону. — Ты был прав, это она!

Сердце Евы похолодело.

Сперва из-за перил показался черный вихрь, зловещий, словно пепел, поднялся и скрутился в смерч. Она пересек границу террасы и… начал собираться в до ужаса знакомый образ.

Еще миг — и перед Евой стоял Габер. Со своей неизменной холодной улыбкой на мерзких змеиных губах.

Ева хотела броситься на утек, оглянулась на дверь в зал, но… двери не было. Она стояла в западне, окруженная двумя врагами.

— Да нет же! — крикнула Ева. — Тебя ведь казнили!

— А ты это видела? — ехидно усмехнулся Габер. — Нет. Значит, моя смерть не доказана. А я… всегда выполняю обещания. Я ведь говорил, что напишу тебе письмо, а потом мы встретимся… И закончим начатое… Я здесь, милая Ева. Пришел наш час.

Он протянул к ней руку…

Ева распахнула глаза и вскочила на кровати.

Сердце билось, как бешеное, выскакивало из груди. Еве казалось, еще один удар — и она просто умрет от судороги ужаса, сводившей все ее тело.

«Интересно, орала ли я…» — была первая мысль, когда она осознала, что это лишь сон. Очень реалистичный, страшный, но только сон.

«Я должна увидеть своими глазами…» — была вторая ее мысль.

Ева накрыла лицо руками и заплакала. Она не хотела, не хотела!