Принесенное бурей
Шрифт:
Уилл был охотником до того, как присоединился к Ночному Дозору, точнее браконьером. Вольные всадники Маллистера взяли его на месте преступления в собственном лесу Маллистера, когда он свежевал маллистеровского оленя, так что ему оставалось или надеть черное, или расстаться с рукой. Никто не умел красться по лесу тише Уилла, и черным братьям недолго нужно было, чтобы обнаружить этот его дар.
– Их лагерь в двух милях отсюда, за тем утесом, у самого ручья, – сказал Уилл. – Я подошел так близко, как осмелился. Там их восемь, мужчины и женщины. Детей я не видел. Их поставили
– А… А кровь?
– Ну, нет, – признался Уилл.
– Оружие? Мечи, топоры, луки?
– Несколько мечей, пара луков. У одного из них был топор. Выглядел тяжелым, с двойным лезвием, грубый кусок железа. Он лежал на земле рядом с ним, прямо у руки.
– Ты видел, как располагались их тела?
Уилл пожал плечами.
– Двое сидели у скалы. Большинство лежали на земле. Словно упали.
Он был уверен, что они были мертвы. Особенно женщина на железном дереве, полускрытая в ветвях. Уилл особенно позаботился, чтобы она не увидела его, а когда подобрался ближе, обнаружил, что она не шевелится. Вспомнив это, против своей же воли, он поежился.
Таргариен буравил его взглядом.
– Ветер, милорд, – объяснил Уилл. – Пробирает до костей.
Сереброволосый юнец кивнул. Он был их командиром, и довольно хорошим, но Уилл никогда не мог избавиться от чувства, что его следует опасаться. Взгляд Таргариена был пристальным и подозрительным, совсем как у сира Джона Коннингтона там, в Черном Замке. Уилл даже подумал бы, что они на пару тренируются так смотреть, но на самом деле, эти двое испытывали друг к другу неприязнь.
– Эта какая-то чепуха, – сказал Таргариен Гареду. – Говоришь, они мертвы, но ничто не могло их так убить.
– Это мороз, – с холодной решительностью ответил Гаред. – Я повидал, как люди замерзают до смерти прошлой зимой, и до того, когда был мальчишкой, тоже. Все говорят о снеге в сорок футов глубиной, как ледяные ветра дуют с севера, но настоящий враг – холод. Он подкрадывается тише, чем может даже Уилл, и сначала ты дрожишь, да стучишь зубами, топаешь ногами и мечтаешь о согретом вине и горячем огне. Но он обжигает. Ничто не обжигает так, как холод. Но только вначале. Потом он проникает внутрь, и заполняет тебя, и спустя время у тебя уже нет сил с ним бороться. Проще просто сесть и заснуть. Говорят, в конце уже не чувствуешь боли. Сначала ты слабеешь,хочешь спать, потом все начинает размываться, и ты словно падаешь в море из теплого молока. Тихо и мирно.
– Да, да, да, – Таргариен начал терять терпение. – Так говоришь, что это холод, так?
Гаред кивнул, непоколебленный раздражением юнца. Он был стариком, уже давно за пятьдесят, и для него южные лорденыши, вроде Таргариена, цвели только летом, а зимой чахли.
– Раз Гаред говорит, что это холод… – начал Уилл.
– Ты вроде бы стоял на этой неделе несколько вахт, Уилл, – угадал Таргариен. – Расскажи-ка, каким тогда тебе казался холод? Какой была Стена, когда ты ее видел?
Уилл внезапно понял, к чему
– Стена… Она плакала, милорд, – он нахмурился. – Они не могли замерзнуть. Не могли, раз Стена таяла. Было недостаточно холодно.
Таргариен кивнул.
– Вот именно, – сказал он, разворачиваясь к Гареду, который приподнял капюшон и нахорохорился. – Что на это скажешь?
Гаред отвернулся.
– Значит… Значит их убило что-то другое.
– Замечательно, – кивнул Таргариен. – И когда лорд-командующий спросит, что именно, что ты скажешь ему, старик?
На это ответа не было. Таргариен выглядел довольным.
– Значит все так, как я сказал. Они еще могут быть живы, эти одичалые, – он повернулся к Гареду. – А ты разузнаешь, что с ними случилось.
– Э-э-э… Разведка, милорд? – заикался старый рейнджер. Было понятно, что он не хотел идти. Гаред сорок лет провел в Ночном Дозоре и не привык, чтобы ему указывал лорденыш в изгнании. Но все же было еще что-то. Под его раненой гордостью Уилл чувствовал что-то еще. Он ощущал это, напряжение, похожее на страх.
Уилл испытывал такое же беспокойство. Он был на Стене четыре года. В первый раз, когда его отправили за нее, старые сказки вспомнились ему, и кишки его обратились в воду. Потом он над этим смеялся. Теперь он был ветераном сотен вылазок, и темная чаща, которую южане звали Зачарованным Лесом, больше не пугала его.
До сих пор. Как бы не была нелепа история с мертвыми одичалыми, было в этой тьме что-то, заставлявшее подниматься волосы на затылке. Девять дней они ехали, на север, северо-запад, снова на север, по следам банды одичалых. Каждый день был хуже предыдущего, а сегодняшний был хуже всех. Холодный ветер дул с севера, и деревья дрожали, как живые. Весь день Уилл чувствовал себя так, словно кто-то следил за ним, что-то холодное и непонятное, что не испытывало к нему склонности. Гаред тоже чувствовал это. Если и Таргариен это ощущал, то он это никак не показывал.
– Разведка, – согласился командир. Ему было на год или два больше двадцати, он был красив и задумчив, последний наследник падшей династии, что объединила Семь Королевств в одно. Уилл вырос, слушая сказки о том короле или этом, но встреча с Визерисом Таргариеном сделала эти сказки ближе. Странно было думать, что в другом мире он мог бы стать королем.
– Уилл уже сделал это, принценыш, – заспорил Гаред.
– А я велю тебе повторить, Гаред, – холодно сказал Таргариен. И ничего с этим нельзя было поделать. Приказ был отдан, и честь велела Гареду повиноваться.
– Мы подождем тебя в лагере, – сказал Уилл. И на этих словах Гаред сердито ускакал, бормоча что-то под нос.
– И не возвращайся с пустыми руками, старик! – предупредил Таргариен вслед. Это заставило Гареда яростно обернуться. Капюшон закрывал его лицо, но Уилл мог разглядеть тяжелый огонек в его глазах, когда он смотрел на рыцаря. На секунду он испугался, что старик схватится за меч. Он был короткий и уродливый, его рукоять полиняла от пота, остри зазубрилось от частого использования, но Уилл все равно сомневался, что лорденыш сможет ему противостоять.