Принесенный ветром
Шрифт:
– Ага. Слушай, давай заворачивай ко мне, разговор есть.
Голос у нее был очень напряженный и как будто недовольный. С чего бы это? А-а, понятно: с Виталиком вышел облом. Не выпустила его из своих мягких лапок московская штучка. Или он сам не захотел возвращаться в Тарасов. Потому-то Ольга и злится.
Но я ошиблась. Нет, с Виталиком и в самом деле получился полный облом, но дело было не только в нем. Все оказалось гораздо неприятнее.
Я сидела в стильной Ольгиной кухне и смотрела, как она варит кофе. Судя по кислому виду и странным взглядам,
– Ты так неожиданно позвонила, Оля, что я только сейчас вспомнила про интервью. Твой диктофон у меня дома. И фотки тоже, и удостоверение твое. Есть еще список гостей, мне его дал секретарь Жучкина. Но знаешь, интервью вышло скомканным, так уж получилось. Но я думаю, ты и сама что-нибудь сочинишь.
Ольга только рукой махнула:
– Да какая теперь, блин, разница, Таня! Теперь меня уж точно с работы выгонят. Подвела ты меня под монастырь.
Я не верила своим ушам. Это я-то, девушка добрая и мягкосердечная, которая поддалась на Ольгины уговоры и поехала в логово олигарха, вместо того чтобы лететь в экзотический рай? Да если бы не Ольга, я бы сейчас лежала на теплом песочке у моря! Тянула бы через соломинку экзотический коктейль и радовалась жизни!
Я терялась в догадках.
– Не понимаю я тебя, Оль. В чем дело-то?
А дело было всего-навсего в том, что из дома Жучкина увели одну из его картин. И Ольгу, которая отдала мне свое журналистское удостоверение, вызвали в полицию для дачи показаний (конечно, не только одну ее вызывали, но от этого пилюля слаще не стала). И, дрожа как осиновый лист, она туда поехала. Не могла же она сказать: «Не было меня у Жучкина, это все Таня Иванова. Я одолжила ей свое журналистское удостоверение. Вот с Тани и спрашивайте, а я тут ни при чем». От ужаса она даже про своего драгоценного Виталика забыла.
– А что Виталик, Оль? – спросила я.
– Да ну его, козла! Думаешь, я его видела? Думаешь, поговорила с ним?
– А разве нет?
– Этот подлец, этот трус сбежал! Я его искала по всему издательству, бегала как… как… – она никак не могла подобрать подходящее слово, и я подсказала:
– Как мадам Грицацуева, да?
Ольга вытаращила на меня глазищи и с обидой произнесла:
– Почему Грицацуева, Тань? Разве я похожа на мадам Грицацуеву?!
– Вообще-то нет. Но ситуация похожая. Помнишь, как в фильме она за Бендером по редакции гонялась?
– Не помню и помнить не хочу, – отрезала Ольга. – Эта шкура…
– Бендер?
Ольга досадливо поморщилась:
– Да Виталик, черт возьми! Спрятался и прислал вместо себя свою гусыню. Видела бы ты ее! Не понимаю, как можно было польстится на такую?
– Да, Оль, я тоже не понимаю. Где ты и где эта гусыня, – поддакнула я, хотя гусыни той и в глаза не видела. – И что, так и не вышел Виталик с тобой поговорить?
– Больше не произноси при мне этого имени! Боже, какая же я дура! Зачем поехала? Лучше бы дома сидела да к Жучкину пошла.
– Думаешь, если бы ты поехала к Жучкину, картину бы не украли?
Ольга только плечами пожала. Я спросила:
– А что ты сказала полицейским?
– Что я им могла сказать? Не знаю ничего. У Жучкина была, интервью брала, потом ушла. Кстати, они спрашивали про моего… то есть твоего фотографа. Откуда ты его взяла, этого парня?
– Сам прибился, – и я чуть было не выложила историю нашего с Олегом знакомства, но вовремя сообразила: незачем Ольге знать про балкон. – Приехал в командировку из Красноярска делать репортаж про открытие балетной школы имени Айседоры Дункан. Вот и познакомились.
– Он еще здесь, в Тарасове?
– Нет, сегодня утром укатил, то есть улетел в свой Красноярск. А что?
– Может, это он картину-то и увел?
– Ну-у, скажешь тоже! Это очень приличный парень, даже не сомневайся. На телевидении работает. И зачем она ему, картина? Нет, я уверена, что здесь наши, тарасовские, потрудились. А кстати, что за картина? Лошадь, поди, какая-нибудь?
Ольга минуту-другую думала, потом неуверенно произнесла:
– В ментуре говорили что-то про медиков. Я была в расстроенных чувствах и не совсем поняла.
– Медичи. Портрет герцога Медичи, – догадалась я, недоумевая, кому понадобилось такое плохонькое полотно.
– Наверное, так, – согласилась Оля. – Ты, значит, ее видела, картину? И как? Впечатляет?
– Да ерунда, смотреть не на что! Темная, маленькая. Мужик на лошади, даже и не подумаешь, что герцог.
– Ой, что теперь будет, Тань, что будет, – снова заныла Олечка.
– Да ничего не будет, – утешила я. – Я этого Медичи не брала, ты, по понятным причинам, тоже. Не переживай, обойдется. У Жучкина этих картин – как грязи. Небось не обеднеет. И потом, она наверняка застрахована. Поищут-поищут и успокоятся. Все нормально, никого не убили, не зарезали.
– Ты думаешь?
– Уверена на все сто. Так что забудь про Медичи, да и про Виталика тоже.
– Да пошел он…
– И правильно! Все они козлы! А я завтра заброшу тебе диктофон, корочки твои, список гостей и фотки. И начинай ваять статью со спокойной совестью. Ну, я поехала.
– Да зачем я буду тебя напрягать, я и сама могу к тебе заехать и все забрать. Сегодня.
Вот уж чего тебе делать не следует, так это заезжать ко мне домой! Не ровен час, на Олега наткнешься, которого я успела «отправить» в Сибирь.
Немного подумав, я сказала:
– Очень удачно получается, у меня как раз сегодня встреча назначена в твоих краях. Буду ехать мимо и заброшу все. Ты ведь вечером дома будешь?
– Ага. Сейчас вещи разберу, ванну приму и буду отдыхать.
– Вот и договорились. Буду подъезжать, позвоню.
От Ольги я поехала к Кире, чтобы отдать ему адвокатскую ксиву и рассказать, как прошла встреча с Ниночкой.
Володька сидел у себя в кабинете и что-то писал. Увидев меня, он улыбнулся во всю пасть, отложил ручку и произнес: