Принудительный менеджмент а-ля Макиавелли. Государь (сборник)
Шрифт:
Если рассмотреть успехи венецианцев, то мы увидим, что их положение было прочным и они стяжали славу, когда действовали своими силами, то есть до тех пор, пока они вступали в сражения на море, в которых их дворянство и вооружённый плебс проявили великую доблесть, но когда они перешли к завоеваниям на суше, эти качества их покинули и они переняли слабости всей остальной Италии. Когда венецианцы только начинали расширять свои владения на материке, они занимали маленькую территорию и благодаря своему могуществу могли не особенно бояться своих военачальников. Но когда их пределы расширились, а это было при Карманьоле, им довелось убедиться в допущенной оплошности. Венецианские войска одержали блестящие победы и разгромили герцога Миланского под командованием этого предводителя, но затем он охладел к войне, и венецианцам ничего не оставалось, как казнить его, ибо новых побед он им принести не мог, так как не хотел воевать, а уволить его было нельзя, чтобы не потерять уже приобретённого. Затем командующими у них были Бартоломео да Бергамо, Роберто да Сан Северино, граф Питильяно [45]
Итак, вам следует обратить внимание на то, что за последнее время, как только власть империи стала в Италии ослабевать, а папа приобрёл больше светского могущества, страна разделилась на много государств, ибо многие крупные города подняли оружие против знати, которая прежде угнетала горожан при поддержке императора. Церковь благоволила к этим городам, дабы приумножить своё светское влияние; в других городах правителями стали выходцы из граждан. Поэтому почти вся Италия оказалась поделённой между церковью и несколькими республиками, граждане которых, как и священники, непривычны владеть оружием, так что они начали нанимать чужеземцев. Первую известность наёмные войска приобрели благодаря уроженцу Романьи Альбериго да Конио. Наряду с другими у него проходили выучку Браччо и Сфорца, которые в своё время вершили судьбы Италии. После них явились все остальные, кто до наших дней имел под началом наёмные отряды. В итоге их стараний Италия была опустошена Карлом, ограблена Людовиком, поставлена на колени Фердинандом и посрамлена швейцарцами. Обычай, которого придерживались все наёмники, желая придать себе больший вес, состоял в том, чтобы принизить роль пехоты. Они нуждались в этом, ибо, не обладая большими состояниями и живя своим ремеслом, не могли прокормить значительное число пехотинцев, немногие же не обеспечивали требуемого эффекта. Зато количество всадников, дававшее пропитание и уважение, было приемлемым. Дело дошло до того, что в двадцатитысячном войске не насчитывалось и двух тысяч пеших солдат. Кроме того, наёмники всячески старались избавить себя и своих солдат от трудов и опасностей, сражаясь не до смерти и беря пленных, за которых не требовали выкупа. Они не устраивали ночных штурмов, а защитники крепостей не устраивали вылазок; лагеря не обносили ни рвом, ни забором; осаду городов в зимнее время не вели. Всё это дозволялось их воинскими правилами, выработанными, как уже говорилось, во избежание тягот и опасностей, и таким образом они ввергли Италию в рабство и позор.
Глава XIII. О союзных, смешанных и собственных войсках
К оружию союзников, столь же никчёмному, прибегают, воззвав о помощи и защите к какой-либо могущественной державе. Так поступил недавно папа Юлий, убедившийся под Феррарой в ненадёжности своих наёмных отрядов и обратившийся за подмогой на сторону: он договорился с испанским королём Фердинандом, что тот пришлёт ему свои конные и пешие отряды. Такие войска могут быть хороши и надёжны сами по себе, но для призвавшего их почти всегда опасны, ибо в случае неудачи ты терпишь поражение, а вследствие победы оказываешься в их власти. Хотя примеров тому не счесть в древних историях, я остановлюсь всё на том же свежем примере папы Юлия II, который не мог придумать ничего хуже, чем отдать себя в руки иноземцу, чтобы только завладеть Феррарой. Но удача подсказала папе третий выход, дабы ему не пришлось пожинать плоды своего дурного выбора, потому что хотя его союзники были разбиты при Равенне, но подошли швейцарцы, которые опрокинули победителей, так что вопреки всем ожиданиям папы и наблюдателей он не попал в плен к противнику, который бежал, и не стал игрушкой в руках союзников, ибо битву выиграли другие. Флорентийцы, не располагая никакими воинскими силами, привели для осады Пизы десять тысяч французов, благодаря чему они оказались перед лицом такой опасности, о которой и не слыхали за всю свою бурную историю. Император Константинопольский [47] для борьбы со своими соседями впустил в Грецию десять тысяч турок, которые не пожелали оставить её по окончании войны, и это привело к порабощению Греции неверными.
Итак, кто не желает победить, может воспользоваться услугами этих войск, ибо они гораздо опаснее наёмников; с ними твоё падение обеспечено, ибо они едины и подчиняются другим командирам. Наёмникам, чтобы выступить против тебя в случае победы, потребуется большее время и благоприятное стечение обстоятельств, так как они не образуют единого целого и к тому же наняты и оплачены тобой. Назначенный над ними командир не сможет сразу приобрести такую власть, чтобы выступить против тебя. В общем, в наёмных отрядах следует больше опасаться трусости, а в союзных – доблести.
Поэтому мудрый государь всегда старается обойтись без таких войск и опираться на собственные, предпочитая проиграть со своей армией, чем победить с чужой, ибо победа, добытая чужим оружием, ненастоящая. Не премину опять сослаться на Чезаре Борджиа и образ его действий. Герцог вошёл в Романью с помощью союзных войск и привёл туда одних французов, с которыми занял Имолу и Форли. Но, не считая
Я не хотел отрываться от недавних итальянских примеров, tamen не могу умолчать о Гиероне Сиракузском, одном из упоминавшихся уже мною правителей. Как я уже говорил, сиракузяне избрали его командующим войска, и он сразу понял никчёмность наёмников, которые напоминали наших итальянских кондотьеров. Поскольку невозможно было ни удерживать их, ни отпустить, Гиерон велел перебить их всех, и после этого он сражался только с помощью своих собственных солдат. Я хочу также привести на память один эпизод из Ветхого Завета, относящийся к подобному случаю. Когда Давид предложил Саулу отправиться на поединок с Голиафом, – филистимлянином, вызывавшим на битву, – Саул, чтобы подбодрить Давида, вооружил его собственными доспехами, но, примерив их, тот отказался, говоря, что они его стесняют, и предпочёл выйти на врага со своей пращей и своим кинжалом.
В конце концов чужое оружие обрушивается на тебя самого, начинает быть в тягость и стесняет тебя. Карл VII, [48] отец короля Людовика XI, [49] освободивший благодаря своему везению и доблести Францию от англичан, проникся указанной необходимостью иметь собственное войско и учредил в своём королевстве особые отряды пехоты и конницы. Сын его, король Людовик, упразднил пешее войско и стал нанимать швейцарцев, каковая ошибка, подхваченная другими, в чём можно убедиться ныне, явилась причиной несчастий этого королевства. Возвысив швейцарцев, король снизил боеспособность всей своей армии, потому что пехоту он распустил, а кавалерию привязал к чужому оружию, ибо, привыкнув сражаться вместе с швейцарцами, она уже и не помышляла о том, чтобы побеждать без них. Вследствие этого французы не могут устоять против швейцарцев и без их помощи не отваживаются вступить в битву с другими. Таким образом, французская армия является смешанной, отчасти наёмной и отчасти национальной; такое войско в целом гораздо лучше просто наёмной или просто вспомогательной, но хуже полностью собственной армии. Ограничусь приведённым примером, ведь французское королевство было бы непобедимым, если бы учреждения Карла были развиты или сохранены. Но люди по своему неблагоразумию пускаются в заманчивые поначалу предприятия, не замечая яда, кроющегося под внешней оболочкой, как я говорил выше о чахоточной лихорадке.
Так что, кто не может распознавать грозящее государству зло при его зарождении, тот не может считаться истинно мудрым, а дано это немногим. И если рассмотреть первопричину падения Римской империи, то окажется, что она восходит к моменту, когда в римскую армию стали вербовать готов. Отсюда началось ослабление могущества империи, и вся отнятая у римлян доблесть переходила к варварам. Итак, я заключаю, что без собственных вооружённых сил ни один принципат не может быть в безопасности и станет зависеть от капризов судьбы, не располагая доблестью, защищающей его от неприятностей. Мудрые люди всегда придерживались того мнения, quod nihil sit tam infirmum aut instabile quam fama potentiae non sua vi nixa . [50] К собственным войскам относятся те, которые состоят из твоих подданных, сограждан или ставленников; а все прочие принадлежат к союзным или наёмным. Способ же учредить собственное войско нетрудно отыскать, вникая в установления четырёх деятелей, названных мною выше, и рассмотрев, каких правил придерживались в отношении войска Филипп, отец Александра Великого, а также многие другие государи и республики, каковым правилам я и препоручаю себя всецело.
Глава XIV. О том, что подобает государю в отношении военного дела
Итак, государь не должен иметь других мыслей и забот, не должен упражняться в ином искусстве, кроме военного дела, его постановки и изучения, ибо это единственное искусство, подобающее тому, кто правит. Достоинства воинского искусства таковы, что оно не только оберегает прирождённых государей, но зачастую возводит частных лиц на эту высшую ступень. И напротив, можно заметить, что те государи, которые думали больше о развлечениях, чем о битвах, лишились своих владений. Главной же причиной подобных утрат является пренебрежение названным искусством, в то время как поводом к приобретению власти бывает накопленная в нём опытность.
Франческо Сфорца, будучи вооружённым, из простого гражданина сделался герцогом Миланским, а его сыновья, избегавшие ратных трудов, подверглись обратному превращению. Ведь оставаясь безоружным, наряду с другими бедствиями ты подвергаешься опасности быть презираемым, а это одна из тех позорных вещей, которых государь, как будет сказано ниже, должен остерегаться. Между человеком вооружённым и невооружённым нет никакого сравнения, и противно доводам разума, чтобы первый подчинялся второму, как и то, чтобы безоружный был в безопасности среди вооружённых слуг. Пренебрежение в одном и подозрения в другом не позволят им действовать согласно. Так что государь, не понимающий в военном деле, кроме других несчастий, как мы сказали, не сможет вызывать уважение у своих солдат и доверять им.