Принуждение к Игре
Шрифт:
Старый гоблин оказался интересным товарищем, мало того что шаман, плащ, украшенный орлиными перьями, лицо раскрашенное белой и синей краской, бубен, короче все атрибуты, так он еще и дедушка Ментиша. Сначала гоблин-шаман долго и пристально смотрел мне в глаза, потом, не спрашивая разрешения, начал щупать лицо, а после, не говоря ни слова, потащил меня на второй этаж.
Поднявшись за шаманом по лестнице, я впал в легкий культурный шок. Посреди большого зала, занимающего почти весь второй этаж, стояла самая настоящая юрта. Думаю, вид расписанной сценами охоты и быта юрты на втором
Дым из юрты не застилал весь зал, а втягивался в вытяжное отверстие в потолке, специально, наверное, переделывали, чтобы в доме дышать можно было. Но судя по запаху, в юрте не просто очаг коптит, в нем сгорали какие-то травы.
Шаман откинул полог юрты, и выжидающе уставился на меня. Он что, хочет, чтобы я добровольно прокоптился? Не дождется, с детства бани не люблю. А с другой стороны – Ментиш, хоть и непись, но мой друг, насколько может быть другом программный код. Не думаю, что при моей привлекательности у данного персонажа, меня ждет что-то отрицательное.
Пока я, сидя на корточках, обливался потом и тупо пялился, на понимающийся над углями дым ароматных трав, старый шаман, сидя напротив с туманным взором, нараспев бормотал какой-то речитатив. Не знаю, отзывались ли духи на призыв шамана, но от меня духан шел еще тот. Я весь вспрел, глаза слезились, пот лил ручьем, а шаман все бормотал и бормотал. И вдруг, когда моих сил находиться в этой парилке уже не было, бормотание оборвалось, и в меня уставились два бледного голубых, льдистых, глаза.
– Да мой внук оказался прав, в тебе есть оба ростка, – голос был уверенный. Слова гоблин произносил четко, и не скажешь что это старик – голос взрослого мужчины, полного сил.
– Какие еще ростки? – насторожился я, я на роль инкубатора не подписывался.
– В моем внуке силен корень дела, но как я не старался, к каким духам не обращался, сила слова не могла пробить в нем свой росток. А ведь он принадлежит к роду великих шаманов, и со временем должен был занять место своего отца. Из-за этого ему пришлось покинуть наше стойбище – дабы не обрекать на позор весь род. Но вчера он пришел ко мне, и я почувствовал – сила слова проснулась в нем. И я хочу отблагодарить тебя за это.
– Меня?
– Да тебя. Пять лет, как я пытаюсь пробудить к жизни в этом бездаре росток слова, но все мои усилия не приносили результата, пока не появился ты. За четыре дна, что Ментиш проводит в твоей компании, он сказал больше чем за предыдущие полгода. Мало того, что слов стало больше, слова это тлен, просто звук. Но речь, речь, вот корень силы. Объединяя слова, слепая их узоры, можно пробудить спящие силы, силы заключенные в вещи. Вот осмотри это, – гоблин протянул мне очень знакомый молот.
– О! это Грета. Это тот молот, который
– да это Грета, так ты назвал ее, – шаман положил молот рядом с собой, – Это был обычный молот, которым работают молотобойцы. Но ты дал ему имя, дал вторую сущность обычной вещи. То, что было призвано созидать, ты использовал для уничтожения. Скажи, твой выбор был случаен?
– Д-д… – хотя, ведь Ментиш принес тогда целую кучу инструмента, от альпенштока и киянки до кувалды. А ведь среди той кучи были и боевые молоты, но я выбрал именно этот, может гоблин говорит об этом, – Нет, у меня был выбор. Но…
– Говори!
– Но простота и мощь этого, обычного на первый взгляд, молота, привлекла меня. Взяв его в руки, я ощутил его надежность, и… и преданность, так что ли. Точнее описать не могу.
– Да, ты не мог знать, но ты смог почувствовать. Рукоять этого, как ты сказал, обычного молота, сделана из ясеня, и когда-то была посохом странствующего монаха. А било, а било было секирой. Посох был сломан, секира покорежена. Его укоротили и выстругали рукоять. Ее же расплавили, смешали с железом и придали форму молота. Это было доброе оружие, и оно не раз честно служило своим хозяевам. Но люди забыли про него, и придали забвению старых соратников.
– Откуда вы это знаете?
– Я это чувствую, вещи говорят со мной, так же как и духи. Ты пока не можешь слышать их голоса, но со временем сможешь, ибо в тебе растут дело и слово. Но даже сейчас ты можешь чувствовать их суть, их предназначение. Ты не гоблин, и не сможешь стать шаманом. Но ты гремлин, а гремлины близки нам, хотя у них и свой взгляд на суть вещей. Если у тебя есть желание, то я могу помочь тебе открыть твой дар, – слово и дело, дело и слово, о чем же именно он постоянно говорит? Слово и дело, слово и дело, это «Язык» и «Карман» что ли? Если это так, то что-то в голову никак не приходит, что их этих двух навыков может вырасти, они и хоть и близки, но противоположны друг другу.
– То есть, в благодарность за развитие вашего внука, вы откроете мне какую-то способность?
– Нет, – ухмыльнулся шаман, – свой дар за внука я тебе уже сделал, и прошу тебя и впредь помогать ему, бороться с косноязычностью. А твой дар, это твой дар, я просто помогу тебе его открыть, – уже сделал? Что-то никакого сообщения не было, хотя в том кумаре, что здесь был, мог и не обратить внимания, голова только-только проясняться начала.
– Вот так, просто откроешь, ничего не прося взамен?
– Почти ничего, – о, сейчас начнется, это его «почти» меня пугает. Это же не просто квест, а на способность, такое «почти» может быть целой цепочкой заданий.
– Я весь внимание.
– Короче, я тебе открываю твой дар, а ты мне ящик пива, – опа, вот это халява. А что это у него глаза забегали, и из образа шаман выбился, что-то тут не чисто.
– Ящик пива и все?!
– И все!
– Сначала способность.
– Нет. Ты мне вечером пиво принесешь, а я тебе способность открою. Но так чтобы внук не знал, а то он мне пить не дает, говорит мне вредно.