Принуждение к миру
Шрифт:
В зале все задвигались, вставая и направляясь к выходу под трогательно-лиричную оркестровку. Поднявшись с некоего подобия трона, установленного на возвышении, Эвелина вопросительно посмотрела на Лаврова.
– Андрей, если мое общество вас не устраивает, то… – смущенно улыбнувшись, заговорила она, но он не дал ей договорить.
– Ну, почему же? Провести вечер с королевой для меня большая честь. Так что я к вашим услугам, ваше величество!
На заранее заказанном такси они отправились в один из городских ресторанов, который одновременно был и местным ночным клубом. Прожив в этом городке несколько лет, Лавров, по
Устроившись за отведенным им столиком, Андрей и Эвелина продолжили начатый в такси разговор о тенденциях в современной музыке. Лавров считал, что в конце прошлого и начале нового века не появилось ни одного по-настоящему запоминающегося композитора, в связи с чем эстрадники вынуждены перебиваться римейками семидесятых, а то и шестидесятых годов. Эвелина, напротив, считала, что именно сейчас стали появляться по-настоящему новые песенные формы, у которых большое будущее.
Неспешно дегустируя весьма недурное вино и блюда, они время от времени выходили потанцевать, для посторонних являя собой увлеченную друг другом парочку. Эвелину здесь многие знали, поэтому в сторону Лаврова посматривали с нескрываемым любопытством – что за парня «закадрила» эстрадная дива?
Прошло около часа, когда за один из соседних столиков шумно приземлилась компания темноволосых парней, скорее всего, кавказцев, бесцеремонно тарабанящих на весь зал на своем родном языке. Как интуитивно определил Андрей, эти четверо, скорее всего, были членами какой-то криминальной группировки. Развалившись на стульях, вновь прибывшие потребовали к себе официантку и высокомерно сделали заказ, попутно норовя полапать ее за ноги. Лишь взглянув в сторону этой компании, Эвелина сразу же сникла и поскучнела. Она повернулась к парням спиной, видимо, надеясь, что те не обратят на нее внимания. Но она ошиблась. Шумная компания ее заметила и, что-то обсудив на своем языке, разразилась громким, язвительным хохотом.
В этот момент оркестранты заиграли что-то лирически-тягучее. Один из парней – крепкий в плечах, с хищной, агрессивной улыбочкой, тут же поднялся с места и, подойдя к их столику, с пренебрежительной миной на лице обронил:
– Слышь, чувак, твою красотку можно? Ну, в смысле, пригласить?
– Во-первых, сначала научись нормально разговаривать, – отставив фужер, Андрей демонстративно смерил его взглядом, – а во-вторых, девушка танцует только со мной. Понял?
– Ты че, деловой? – угрожающе насупился тот. – Тебя что, еще ни разу не били?
– Меня – нет. Я – бил. – Лавров вызывающе улыбнулся. – Особенно когда был в командировке на Кавказе, где занимался спортом. Там таких, как ты, клал штабелями. Если мозгов у тебя нет, рискуешь пополнить коллекцию.
– Федерал, что ль? – Парень будто даже обрадовался. – Это хорошо… Скоро ты пожалеешь о своих словах. А эту телку… Да мне она и даром не нужна. Спроси – пусть расскажет, кто и сколько раз ее имел, – уходя, бросил он через плечо.
– И ты еще считаешь себя мужчиной? – презрительно рассмеялся Андрей. – Так говорить о женщине может только самый дешевый, ничтожный ублюдок.
– Что? – вскипел тот, метнувшись к их столику. – Да я тебя, козла, сейчас заживо освежую!
Он выхватил нож с выкидным лезвием и, одним прыжком подскочив к Лаврову, замахнулся, собираясь
Заранее предполагая подобное развитие событий, Андрей сбил агрессора на колени и, жестко удерживая его за глазницы, поднес к кадыку бандита блестящее лезвие только что отнятого ножа.
– Один шаг – и его башка будет валяться на полу, – свирепо предупредил он. – Ваши – на очереди.
Парни растерянно остановились, о чем-то озабоченно переговариваясь. Похоже, ничего подобного они не ожидали. Скорее всего, они уже не раз устраивали подобные дебоши, бравируя своей наглостью и неуязвимостью.
Да и что удивительного? Негласные правила игры «в поддавки», некоторое время назад принятые милицией и судебной системой, дабы «не обострять», согласно которым при равных обстоятельствах дети гор несли существенно меньшую ответственность, нежели их оппоненты, сыграли весьма скверную роль. С одной стороны, вследствие этого представители этнического криминала по поводу и без начинали, говоря по-народному, «борзеть». Заранее зная, что любой, давший им достойный отпор, может быть объявлен националистом со всеми вытекающими последствиями из статьи, призванной карать за разжигание межнациональной розни, они чувствовали себя в подобных ситуациях достаточно уверенно. А с другой – неуклюжее заискивание политиканов, надеющихся сохранить межнациональный мир по принципу «бей своих, чтобы чужие боялись», будучи на виду и на слуху у тех, кто не мог иметь «иммунитета» от действия упомянутого закона, вызывало раздражение и озлобленность. Вопреки ожиданиям «миротворцев» подобная игра «в поддавки» еще больше способствовала притоку отмороженных подростков во всевозможные нацистские группировки, от рук которых страдали вовсе не кавказские и иные бандиты, а простые мирные обыватели с неславянской внешностью…
Вот и здесь, для бойких брюнетов, прекрасно знающих, что их «пятая графа» в любом случае может сыграть роль существенно смягчающего обстоятельства, столь жесткая реакция незнакомца стала полной неожиданностью. Он ведь не мог не знать, что, дойди дело до суда, его проще простого можно было объявить зачинщиком драки. В самом деле, нетрудно заявить: «А нечего было нас чурками обзывать!» – даже если никто обзывать и не думал – попробуй, докажи, что ничего подобного не было? Поэтому, с их точки зрения, этот «фраер» был или какой-то очень важной птицей, или заведомым дураком, не имеющим представления о том, с кем имел неосторожность связаться…
– Эй, мужик! Ты кончай там с ножом баловать! – крикнул один из парней, тыча в Лаврова пальцем. – Отпусти его!
– При условии, что вы сейчас же отсюда выметаетесь. Все, как один! Устраивает? – все тем же, предельно жестким тоном уведомил Андрей.
Еще раз, о чем-то переговорив между собой, бандюки неохотно подтвердили, что это условие они принимают. Лавров отпустил их приятеля и невозмутимо опустился на свое место. Тот поднялся на ноги, с ненавистью глядя на дерзнувшего противостоять их шайке, и желчно потребовал: