Принуждение к войне. Победа будет за нами!
Шрифт:
– По-моему, какая-то выставка юных техников, – сказал Кинёв и добавил: – Кустарщина. И что характерно, я здесь не вижу абсолютно ничего, даже отдаленно похожего на какие-нибудь органы для запуска и управления двигателем. Кстати, меня больше другое занимает – как он летал и управлял этой штукой? Ведь здесь же вообще никаких иллюминаторов нету?!
Бадякин кивнул ему на лежащий под приборной доской шлем. Кинёв поднял его. Три толстых провода тянулись от затылка шлема к нескольким «наростам» на потолке кабины. Шлем был вполне привычного
– Понял? – спросил Бадякин.
– Выходит, что-то типа перископа или кинокамеры, а изображение демонстрируется прямо в шлем?
– Вроде того, у нас с чем-то подобным балуются давно, но пока как-то без толку А здесь оно, похоже, работало.
– Это чья же технология? Что-то я ни у немцев, ни у англичан с американцами такого не припомню.
– А черт его знает. Зоя Андреевна, вот вы образованная девушка, вам эти знаки на потолке ничего не напоминают?
– Абсолютно ничего, – пожала плечами Зоечка, с интересом разглядывая «наросты» на потолке. – Я, правда, в этом не специалист, хорошего лингвиста бы сюда…
– Лингвиста! А может, еще и проктолога?! Блин, ну кто же знал!!
– Чего орете? – поинтересовался Стручков, снова влезая в пилотскую кабину. Вид у него был мрачнее некуда.
– Чего случилось, майор? – спросил Кинёв.
– Жопа случилась, капитан. Связь с вторым самолетом пропала. А минут десять назад передали, что над основным лагерем экспедиции пролетела «суперкрепость».
– Чья?
– Ты дурня-то из себя не корчи. Ясное дело, что американская. Наши «четверки» сейчас по плану летать вообще не должны. В общем, я приказал им поднимать истребители. По-моему, начинается что-то нехорошее.
И точно. Похоже, каша заварилась даже раньше, чем он предполагал. От самолета бежал боец в белом маскхалате.
– Ну, что там опять?
– Радио, трищ майор! Второй самолет подбили! Они плюхнулись на лед километрах в сорока от основного лагеря на вынужденную.
– Потери есть?
– Нет, им только оба мотора выбило.
– Кто атаковал?
– Сообщили, что «Твин Мустанги», F-82 ВВС США.
– Блин. Но раз они стреляли первыми, значит, и мы уже можем бить в ответ. Это, я бы сказал, единственный положительный момент. Все остальные – отрицательные. Давайте-ка все на свежий воздух.
Все покинули диковинный аппарат, и, похоже, очень вовремя. Потому что с тороса тут же соскочил и побежал к Стручкову явно встревоженный боец с биноклем.
– Тревога, трищ майор!
– Чего там еще у тебя?
– На льду какое-то
– Всем залечь! – гаркнул Стручков и добавил: – А ты, капитан, и ты, Бухвостов, со мной!
Отобрав у бойца бинокль, они влезли на торос.
– Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! – сказал майор раздраженно. – Какие-то фиговины на гусеницах. Вроде три штуки. И в них куча народу в белом. Поздравляю…
– Танки, что ли? – спросил Бухвостов донельзя деловым тоном, так, словно за его спиной стоял по крайней мере истребительно-противотанковый дивизион.
– А хрен его знает, – пожал плечами майор, передавая бинокль ему.
– Нет, это не танки, – констатировал старлей. – Гусеницы широкие, а верх открытый. Больше похоже на бронетранспортеры типа английского «универсала».
– Хрен редьки не слаще, – вздохнул Стручков. – А у меня восемь бойцов и три инженерных кадра, не считая меня, тебя, старлей, и троих из экипажа самолета. Два ДПМа и автоматы при минимуме гранат. Это против бронетранспортеров-то…
– Это не бронетранспортеры, – констатировал Кинёв, которому передал бинокль Бухвостов. – Это, трищ майор, американские гусеничные снегоходы. Спецтехника для Арктики. Нам таких в конце войны несколько штук по ленд-лизу завезли, но нам они тогда не пригодились. Они вообще-то не бронированные. Вот только на одном ясно видно крупнокалиберный пулемет, да и народу там больше тридцати человек..
– Спасибо, обнадежил!
В этот момент шум моторов заставил всех поднять головы. Низко над льдами прошла пара чем-то похожих на летающие оконные рамы «Твин Мустангов» с сине-белыми звездами на крыльях. Сделав круг над стоянкой Ли-2 и неизвестным аппаратом, самолеты со снижением ушли в сторону приближающихся снегоходов.
– Твою мать! – только и сказал Стручков. – И чего теперь делать-то?
– А какие были инструкции?
– На такой случай – абсолютно никаких. Прямая связь с Москвой строго по часам, да и то неустойчивая и из базового лагеря…
– Тогда, может быть, понажимаем все подряд кнопки наугад? – подал идею Кинёв. – Вдруг да эта хреновина заведется и взлетит?
– Я те понажимаю, специалист хренов! Раз такие пироги – действуем по обстановке. Быстро сюда фотографа. По возможности все заснять, взять образцы материалов и оторвать то, что можно увезти с собой. И давай, Бухвостов, быстро минируй фиговину.
– Ну, я как знал, что взрывчатка пригодится! – и старлей побежал выполнять приказание. За ним уже бежал боец с кинокамерой в руках и парой фотоаппаратов на шее. Оператор и оба инженера полезли в люк.
– Остальным занять оборону! – скомандовал Стручков и добавил, обращаясь к Кинёву: – А ты, капитан, заводи моторы и ставь самолет так, чтобы между тобой и вражеской техникой оказалась эта чертова фиговина. Сдается мне, они тоже сюда за ней приперлись, так что стрелять, видимо, будут очень аккуратно.