Принуждение
Шрифт:
— Я его подставил, очень сильно подставил, — начинает после затяжного молчания. — Вряд ли он меня простит.
— Как подставил? — тут же вырывается вопрос.
Брат снова медлит, мнет в руках край одеяла, но спустя доли секунды поднимает на голову и глядит на меня совершенно незнакомым взглядом. Темным. Грустным. Наполненным чувством вины.
— К нему заявились за моим долгом до того, как меня доставили в больницу.
В голове тут же возникает множество вопросов. За каким долгом? Почему именно к нашему другу, а не ко
— Почему он не сказал об этом?
— Не знаю, — отвечает он поникшим голосом. — Но с того момента Эндрю сильно обиделся.
Я бы тоже обиделась, если бы на меня перекинули долг. Обиделась, если бы мне ничего не сказали, а в квартиру вломились какие-то бугаи. Странно. Эндрю никогда не говорил о долге. Почему? Не знаю. Мысли о том, что они хотели меня уберечь — понятна как ясный день. И злила. Дико злила. Я и так погрязла во всем этом, могли бы и рассказать мне. Оба.
Фак!
— А ты чем думал? Зачем надо было в долги влезать? — не замечаю, как повышаю голос на брата.
— Я не помню, понимаешь? — практически выкрикивает Адам, сжимая в руках одеяло. Взгляд без ресниц распахнут до предела, в глазах стоит злость, готовая вот-вот вырваться наружу и захватить меня в свой плен. Уже захватила. — Вспомнил только когда оказался здесь. Он пришел ко мне в тот день, когда я лег в больницу и больше не появлялся.
— Он говорил, что не…
— Приходил. Один раз пришел и больше я его не видел, — произносит чуть тише. — Я хуевый друг, хуевый брат. Я заслужил эту болезнь.
— Не говори так, слышишь! — подсаживаюсь к единственному родному человеку, поднимаю ладонями облысевшую после химии голову и заглядываю в такие же родные и большие глаза, как у меня самой. Словно в зеркало души смотрю и пытаюсь вбить мысль нам обоим. — Ты ошибся, бывает. Главное, что больше ты не пойдешь по этому пути! Ты выпишешься из больницы, мы выкупим дом, заживем счастливо. Все будет, как раньше и…
— Не будет, — прерывает мою речь. — Родителей не вернешь.
— Мы научимся жить без них. Мы справимся, поверь.
Вновь и вновь пытаюсь внедрить в голову брата то, во что сама не верю до сих пор. С чем не могу смириться. И от чего буду отходить еще долгие годы.
— Ты всегда очень позитивно смотрела на мир. Мне этого иногда не хватает.
Он улыбается. Так искренне и почти радостно. Горечь все еще присутствует на его лице. На моем, наверное, тоже. Адам первый притягивает меня и заключает в слабые объятья. В родные. Почти теплые. В которых позволяю себе расслабиться и услышать жизнь в грудной клетке брата.
Сложно вновь переживать ужасные моменты за последние три года, сложно вспоминать, как я одна тянула нашу семью, как пыталась достучаться до Адама, когда узнала, где он пропадал все это время и чем занимался вместо того, чтобы посещать пары и отрабатывать смены в местной кофейне.
Нам
Много чего…
И теперь именно мне нужно поставить его на верный путь, указать дорогу и не дать ему пойти по кривой.
— У тебя все хорошо? Как прошел сочельник? — брат возвращает меня с небес на землю, заглядывая внимательно в глаза. Как в далеком прошлом, когда я не умела ему врать и всегда говорила правду. Когда же я научилась уходить от ответа и обманывать его?
— Как всегда. На могилу родителей сходила, встретила Шона. Он, кстати, тоже о тебе спрашивал и…
Замолкаю. Внезапно. Вспоминая вчерашний день, вчерашние события. По минутам. Секундам. Я бы вдалась в подробности, если бы не напряженное лицо брата, которое я едва улавливаю в ходе беседы.
— О чем он спрашивал? — строго интересуется Адам.
— О твоем самочувствии, о нашей жизни. Недавно в Лондон вернулся, правда, я не спрашивала зачем.
Умалчиваю о том, что мужчина назвал брата неправильным. Ему это знать не обязательно.
— Часто с ним встречалась? — напряжение так же не уходит из его голоса.
— Нет, а что?
— Больше не пересекайся с ним.
— Почему?
— Просто не пересекайся. Не хочу, чтобы ты снова ныла в подушку после вашего расставания, — горько усмехается он.
Адам прав. Ничего хорошего. Если честно, не совсем понимаю его просьбу, но забиваю на это. Ведь есть дела поважнее человека из прошлого.
— А по поводу Эндрю, — вспоминаю главную тему разговора, — позвони ему сам. Думаю, он простит тебя.
— Почему ты так уверена?
Потому что вы два барана, которым просто надо поговорить друг с другом и объясниться, но вслух произношу другое:
— А по поводу Эндрю, — вспоминаю главную тему разговора, — позвони ему сам. Думаю, он простит тебя.
— Почему ты так уверена?
Потому что вы два барана, которым просто надо поговорить друг с другом и объясниться, но вслух произношу другое:
— Потому что я видела, как он за тебя волновался во время операции.
Лишний раз убеждаюсь, что они даже сейчас остаются друзьями. Сквозь ориентацию, обиды и прочую ерунду, которую подкинула обоим жизнь. Потому что глаза брата моментально загораются надеждой где-то в глубине души.
Сижу в больнице долго, пока дежурная медсестра не выпроводила на улицу. Оставляю Адаму ароматную курицу. Ничего, дома еще сделаю, свободного времени теперь много. Может, чуть позже заскочу к Эндрю на смену, подготовлю почву для разговора с братом, или же в комнате поваляюсь. Может, на вечеринку к ребятам пойти? Хотя нет, это перебор.