Припарка мертвому. Книга седьмая
Шрифт:
– Никакой импровизации, никаких твоих магических предметов, никаких громких речей от «Предвестника Краста», договорились? – занудно спросил Яков раз эдак в десятый.
– Меньше всего нам нужно, чтобы по всей стране вспыхнули культы, как там, – скривила своё личико Мидори, – Хотя… это будет неизбежно. Но если ты правильно себя подашь, Кирн, если продемонстрируешь, что действительно являешься лишь полоумным Бессом, а не провозвестником смерти и демоническим послом – то это пойдет только на пользу твоему имиджу. На пользу всем нам.
– За «полоумного
– Всегда пожалуйста, дорогой родитель, – неживая важно кивнула, сохраняя выражение мыслящего кирпича на лица.
– Готовьте успокоительное «внучку», – пообещал я напоследок, поднимаясь в воздух с открытой палубы старого дирижабля, – Оно ему точно понадобится.
Неторопливо снижаясь к темно-зеленому пятну огромного леса, я продолжил задаваться одним вопросом – а у меня вообще получиться сделать так, чтобы никто серьезно не пострадал?
Ну, война план покажет.
Глава 5 Оскорбление чувств
– Что я делаю со своей жизнью?
Вопрос был задан риторически, а может даже и самому себе. Возможно, даже оба варианта были бы беспросветно верны, но ответило мне совершенно постороннее лицо. Хотя я совсем не был уверен в том, что лицо, только что выстрелившее в меня из арбалета, можно считать посторонним. Ведь на самом деле-то как? Человек тебя убить хочет, старается, прикладывает силы (иногда и все) – так к левым разумным не относятся.
А вектор эмоций? Это дело десятое.
– Да какая у тебя жизнь, убивец! – прокряхтел старый дед, занятый бесплодными попытками вновь натянуть тетиву старого арбалета. Пышные седые усы фэнтезийного пенсионера стояли дыбом, шея и щеки налились нездоровым багрянцем, решимость сквозила в каждом движении, несмотря на совершенную тщетность в попытках достигнуть результата. При этом всём, седоусый еще и пытался общаться, – Ты пошто его-то жизнь гробишь?!
– Его? – Я обернулся, не прекращая вертеть в руках пойманный арбалетный болт. Восседал я на помосте городской виселицы, спиной к занятому сейчас агрегату. В веревке болтался повешенный – низкий дородный мужичок с шикарной лысиной. Занимался он этим делом очень активно – ноги, обряженные в тесные штаны, неистово месили воздух, пальцы судорожно дергались в попытках пролезть под петлю, лицо выражало мучительные гримасы. Вздохнув, я пояснил сердитому деду, – За мужеложество висит. За одежду непристойную… Ну и за то, что брадобрей, вестимо.
Старик, плюнув на арбалет, с оханьем распрямился и принялся изощренно ругаться, ни грамма меня не боясь. Душу он отводил долго и упорно, в основном упирая на то, что не мне парикмахеров на городских виселицах вешать, а если вешать, то сразу – так, чтобы человек не мучался. Я тихо сидел и слушал, продолжая крутить болт в пальцах, иногда понимающе кивая на особо залихватских оборотах. Последним занимался не я один, еще целый десяток городской стражи, стоящей могучей кучкой в дальнем уголке площади, проделывал тоже самое.
Время шло. Дед ругался, не решаясь, впрочем, ко мне приблизиться,
То, что доктор прописал.
В отличие от своей обычной тактики «устроить переполох и сбежать», к «заказу» своих бывших… пленников… друзей… детей, в общем – черте знать кого, я подошел бережно и ответственно. Прислушался к просьбам и рекомендациям Якова и Мидори, просмотрел карты, составил план, по которому и наметил маршруты.
Для начала я облетел все крупные и мелкие населенные пункты, везде выполняя одну и ту же программу – медленный и торжественный облёт прямо по границе. Этакий круг почёта, совмещенный с резкими рейдами внутрь – на покрытых черепицей крышах домов я оставлял разные интересные надписи, выполненные очень устойчивой краской, выданной мне под это дело. Эффект был сногсшибательным, благодаря наличию у меня такой дрянной особенности как «Зло во плоти», как только переступалась граница поселения, то сразу же каждый страж порядка, имевшийся у этого города и села, тут же получал огромную, красную и зловеще пульсирующую точку на своей Системной мини-карте.
И начинал сильно нервничать.
В целом, после того как я совершил торжественный облёт всех двенадцати основных участков, можно было вполне сворачиваться и с чистой совестью улетать по своим делам – народ везде и всюду тут же начинал неистово мандражировать, паниковать, искать защиты и ответы на вопросы…
…но я привык ко всему подходить ответственно – даже к безответственному поведению. Что я показал смущенным и испуганным жителям новой империи? Лишь неведомую угрозу. А нужно было – эгоистичного Бесса с вызывающим поведением, негодяя и бузотёра. Поэтому пришлось импровизировать, совсем уж плюнув на собственный Статус. А что ему, болезному, теперь будет-то?
Процесс возвращения к истокам для любителей «настоящих людей» я начал с деревень. Люди там живут обычно куда более обидчивые и ранимые, а также склонные к пересудам, суеверию и сплетням, посему оскорбить их чувства и вызвать тревожность было задачей достаточно простой. Трижды я удачно своровал невест с запоздавших аж до зимней хляби свадеб, перенеся неистово орущих девок в соседние села, четырежды это провернул с уже замужними женщинами, но помаститее, под горячую руку шли жены старост, кузнечихи и мельничихи. Задумка в этом плане была простой как тапок – женщины, пока вернутся домой, надумают страстей и историй столько, сколько я б в жизни не совершил.
Впрочем, это мелкое хулиганство никак бы не потянуло на серьезный общественный резонанс, но к счастью, у меня была подходящая идея.
В каждом из сёл, в каждой из деревень, я сжёг кабаки – вечером, издевательски неспешно, сопровождая деяния нотациями о вреде пьянства. Сначала проходил внутрь, принимая редкие и несмелые тычки копьями стражи на голую кожу, защищенную «Железной рубашкой», выгонял хозяев и посетителей, разрушал бочки в подвалах, а затем уже поджигал. Когда народ увидел, что я не только жгу сокровенное, но и заботливо наблюдаю за тем, чтобы пламя не перекинулось на соседние постройки – он впал в настоящее неистовство.