Припасть к корням
Шрифт:
Мы просто надеялись и не пытались себе объяснить, почему зашуршали листья и зашевелились плети плюща, хотя никого рядом не было. Над костром, отбрасывая причудливые тени, взлетали языки пламени, и кто-то наблюдал за нами из
Сначала пошевелилась рука или, может, нога? Что-то точно пошевелилось, так непринужденно, так по-человечески и так необъяснимо. Я не слышал ее голоса восемь лет, но сразу же узнал его из-под листьев и веток. Мы с Джиной бросились разгребать эту кучу. В самой ее середине теплилась жизнь, и теперь мы могли дать волю слезам. Шай долго кашляла, металась и в панике царапала холодную землю, ее ноги были слишком слабыми, чтобы встать, а голос недостаточно сильным для крика. Я понял, что она вспомнила свою смерть восемь лет назад.
Все это время мы держали ее.
Я взял ее лицо в руки, щеки все еще были холодными, но отблески пламени делали его чуть более живым:
— Ты узнаешь меня?
Ее голос скрипел и хрипел:
— Ты похож на моего брата… только старше.
Ей так много предстоит узнать. Я решил, что лучше всего будет подержать ее дома, пока мы
Мне многое предстояло узнать.
— Отведи ее домой, — сказал я Джине. — Я догоню вас, как только смогу.
Они обе смотрели на меня так, будто я их посылаю в пасть к волкам. Но кто-то где-то уже ждал того, что варилось в трейлере.
— Да, и скажите, чтобы не выставляли дом на продажу. Он мне самому понадобится.
Именно Шай, обретшая мудрость смерти, первая все поняла, и на ее лице застыл вопрос.
Что ты наделал, Дилан? Что ты наделал?
Я поцеловал их обеих в холодные щеки и пошел к трейлеру, пока у меня еще были силы и решимость выполнить свои обязательства по этой сделке.
Есть время брать и время отдавать. Нельзя нарушать равновесие. В жизни каждого человека наступает момент, когда ему приходится стать тем, что он больше всего на свете ненавидел.
Теперь я — распространитель чумы. По-другому и быть не могло.
Теперь я понял — это мое проклятье, они ведь не смогут умереть быстро.