Природа. Дети
Шрифт:
Увидев, как он необходим в хозяйстве, как привязались к нему дети, Людмила Сергеевна зачислила его в штат — инструктором по труду.
Внутреннее родство Устина Захаровича с Тарасом очевидно — оно во внутренней необходимости обоих всегда быть занятым трудом, простым и полезным, требующим навыков скорее сельских, чем городских. Тарас культурнее, в чем-то и умнее, разностороннее Устина Захаровича, не так угрюм; он и в совете отряда и в общении с товарищами разумен, всегда стоит на стороне справедливости.
Но сложна вязь повести: кроме варианта характеров (Устин Захарович — Тарас), дан и вариант судьбы. Второй инструктор
В сущности, вводя эти образы в повесть, Дубов бьет в одну точку. Мы видим, что для Людмилы Сергеевны самое нужное, важнее даже педагогических способностей (и Устин Захарович и Анастасия Федоровна сами отнюдь не считают себя педагогами),—окружить детей той атмосферой любви, которую всегда чуют, угадывают ребята во взрослых. И она свела детей, лишенных родителей, со взрослыми, тоскующими по потерянным детям. Любовное отношение к детям свойственно и старшей воспитательнице, Ксении Петровне. Всего одной фразой Дубов дает мотивировку привязанности Ксении Петровны к детдомовцам: она страдает от того, что у нее нет своих детей.
Когда в такую чистую среду самоотверженной и страстной заботы о детях вторгается человек совсем иного склада, бездушная воспитательница, карьеристка, уверенная в своем превосходстве (педагогический диплом!), она оказывается занозой, которую необходимо удалить немедленно, чтобы избежать опасного воспаления детского коллектива.
Не раз наши писатели создавали образы воспитателей-формалистов — то последователей умозрительных теорий, то просто невежественных дилетантов. Мы читали о них у Макаренко, у Пантелеева, у Шарова, Кассиля, Вигдоровой... Да все не перечислишь, тем более что, кроме художественных произведений, надо припомнить газетную и журнальную публицистику. Особенно часто очерки, корреспонденции, статьи о том, сколько вреда приносят плохие педагоги, появляются в «Известиях», в «Литературной газете».
Дело, конечно, не в моде и не в перепевах привычной темы, а в том, что педагоги неумелые или черствые, не понимающие, а то и не любящие детей, зато очень уверенные в себе — не редкость. У каждого, кто писал о таких воспитателях, были свои наблюдения и свой гнев. Одни создавали образы сатирические, другие изображали драматизм или комичность ситуаций, связанных с деятельностью плохих воспитателей, но эмоциональный результат был всегда одинаков: гнев автора передавался читателям, тем более что у них часто тоже копились свои наблюдения, а некоторые были жертвами воспитательных... экспериментов? Нет, чаще штампов.
Дубов отлично показывает, что у присланной гороно дипломированной воспитательницы Елизаветы Ивановны на каждый ребячий поступок готова реакция: запретить, наказать, проследить, произнести поучение. Она многозначительно умолкает, узнав, что спальни мальчиков и девочек
Тут нужно напомнить эпизод во время купания. Лешка, думая, что позади пленяющая его воображение Алла, плывет все дальше, «чтобы утереть нос этой задаваке». Но оказалось, позади не Алла, а Кира, вечно раздражающая его «смола». Заплыли оба дальше, чем думали,—стало Лешке страшновато, когда увидел, сколько плыть до берега. Ветер стал порывистее, волна круче, и Лешка начал уставать. Не буду пересказывать эпизод — он написан сильно, рельефно, изображена вся гамма переживаний мальчика и девочки, начинающих понимать, что им не доплыть. Лешке пришлось спасать тонувшую Киру. И он, сам выбившийся из сил, справился.
В последствиях этого драматического эпизода раскрывается психология и Елизаветы Ивановны и директора детдома.
Елизавета Ивановна была очень напугана. Конечно, за детей, которые вот-вот утонут, она боялась? Нет, она панически испугалась за себя!
«Как у всех втайне трусливых людей, страх у Елизаветы Ивановны переходил в озлобление против тех, кто был причиной этого страха. Увидев далеко в море головы двух ребят, она пережила панический испуг. Каждую секунду они могли исчезнуть под водой и больше не появиться, утонуть, а отвечать за это должна будет Елизавета Ивановна. Никто не вспомнит, не подумает, что виновата, в сущности, совсем не она, а прежняя воспитательница, все порядки в детдоме [...]. В любую минуту из-за каких-то мальчишки и девчонки ее безупречная репутация могла погибнуть» (стр. 137—138).
Но когда все кончилось благополучно, она обрадовалась. Не спасению ребят, а тому, что теперь-то есть достаточный повод для решительных мер. Ведь она, в сущности, ненавидит мальчишек и девчонок, которых собирается воспитывать. И презирает воспитателей, добрых и внимательных к этим потенциальным преступникам. А Людмила Сергеевна? Ей рассказали о происшествии Алла и Кира. Все ждут, как попадет Лешке. И сам он понимает, что этого не избежать...
«Людмила Сергеевна поднялась и, подойдя, положила руку ему на плечо:
— Ну, Алеша, не ожидала... не думала я, что ты такой молодец.
Лешка недоверчиво посмотрел на нее.
— Да, молодец! — повторила Людмила Сергеевна и села на стул, стоящий напротив.— Как человек помогает попавшему в беду — это самая лучшая и верная проба для человека. Ты испытание хорошо выдержал...
Лешка вспомнил, как он, струсив, метнулся в сторону от Киры, и покраснел.
— И все-таки тебя следует наказать. Ты нарушил строжайший наш закон, запрещение [...] не заплывать дальше, чем разрешено [...]. Но я не хочу тебя наказывать [...]. Обещай мне никогда не заплывать далеко и не допускать, чтобы другие это делали. Обещаешь?