Приручение. 2. Исцелю тебя
Шрифт:
— Я не уйду, — напомнил о себе Давид, уже с небольшим нажимом в голосе.
— А я не открою, — все с той же уверенностью отрезала я, понимая, что он не рискнет выбивать дверь.
— Тогда я буду просто помогать вам с сыном, присылать курьера со всем необходимым. Памперсы, одежда, игрушки…
— Нам ничего от тебя не нужно, — почувствовав слабость в ногах, осела на пол, практически сползла по двери.
Села на колени, обхватив себя за плечи, словно защищая от незваного гостя. Голова шла кругом от появления Давида, от его желаний увидеть
Привлекать Германа я боялась. У него и без того было много хлопот с нами, чтобы решать мои проблемы с прошлым.
— Богдана, Даночка, — мужской голос переместился. Казалось, что Давид повторил за мной и присел под дверью. Не сдавался, брал измором. — Я понимаю твое желание наказать меня таким образом и лишить меня возможности принимать участие в воспитании сына…
— Он не твой сын… не твой, — истошно прокричала в пустоту, даже не боясь разбудить Марка. Хотелось именно докричаться до Давида и спровадить его навсегда. — Он мой, только МОЙ! Убирайся, и дорогу сюда забудь. В следующую раз я вызову полицию, — уже хрипела от напряжения и еле сдерживала слезы, до боли закусывая щеку изнутри.
Обнажать перед ним эмоции не желала. И пусть он их даже не мог увидеть сквозь запертую дверь, моих слез он не заслуживал.
— Хорошо, — вдруг согласился он. — Я постараюсь не беспокоить тебя, хотя не обещаю, что получится… Но помощь не отвергай, очень тебя прошу. Это от чистого сердца.
Снова послышался шорох, шелест упаковочной бумаги и удаляющиеся шаги разнеслись эхом. Вскочив на ноги, припала к глазку. На лестничной клетке никого не было, только букет одиноко торчал в решетке лестницы.
От слов о чистом сердце Давида вновь покоробило. Как он все же любил себя нахваливать, выставлять прогнившее нутро чем-то невероятно ценным. Я больше не поверю ему и не куплюсь на искусные речи.
Открывать дверь я не спешила, опасалась, что он мог пойти на обман и спуститься лишь этажом ниже. Со всех ног я рванула в спальню. Проверила Марка, который уже вовсю активничал в кроватке, пытаясь выпутаться из пеленки. Склонилась к нему и трепетно погладила.
— Тише, тише малыш, — поглаживала уже не так туго запеленованные ручки и ножки. — Я тебя никому не отдам. Мамочка на этот раз сделает все правильно. Прогонит очень злого дядю и не даст тебя в обиду!
Голодный плач немного вернул меня к жизни. Отбросив налипший после разговора с Давидом негатив. Устроилась на кровати, подложив под спину подушку. Нервничать в моем положение не стоило, могло пропасть молоко. А мне очень хотелось кормить сына грудью, трогая при этом темный пушочек на макушке.
Марк жадно припал к груди и принялся утолять голод. Как все же я ему сейчас завидовала. Сладкий сон, вкусное молоко и мамины теплые объятия. У него было все — любовь и забота, комфорт, и он не нуждался в фальшивом желании Давида поиграть в родителя.
Я решила, что ничего не приму от него, если он вдруг решит
Переодевая Марка, то и дело поглядывала на часы. Герман задерживался и хотя я помнила о его предупреждения, легкая взволнованность присутствовала. Ужин успел остыть, а мои руки безумно устать, потому что Марк никак не желал давать мне свободу и спать в своей кроватке. Я ходила по комнатам, прижимая сына к груди, изредка целуя в лобик.
— Теперь мы точно справимся со всем, ведь все идет к лучшему, — тихо нашептывала сыну, думая почему-то в данную секунду о Германе.
— Интересная установка, — послышался за моей спиной голос того, о ком я сейчас думала. — Что вас так воодушевило?
Развернувшись, я наткнулась на обеспокоенный взгляд карих глаз. Что-то в выражение лица Германа едва уловимо изменилось. Невозмутимая уверенность стерлась, а в сеточке мелких морщинок проявилась усталость.
— Герман, что-то случилось?
=25=
Я беспощадно давил на педаль газа. Сжимал руль до онемения в пальцах. И не отрываясь следил за дорогой. Чертыхался каждый раз, когда красный сигнал светофора, преграждал мне путь, вселяя еще больше паники.
Мне казалось, что счет идет на минуты, и во что бы то ни стало, нужно попасть к Дане. Молился, чтобы она была там, где я ее оставил. Боялся самого худшего исхода и, что Давид ее выкрал. И, конечно, не хотел верить в то, что Богдана собственноручно вручила в его поганые руки сына.
Сам Давид продолжал настаивать на этом. Обмолвился, что возвращение Богданы к нему, лишь вопрос времени. И что она уже сменила гнев на милость.
Его речи и самодовольная рожа все больше и больше распаляли мою ярость. А его бедная жена Ира, уже рыдала навзрыд. Я увез ее от этого монстра. Высадил возле ближайшей гостиницы, и конечно, не мог остаться, чтобы хоть немного утешить девушку. Меня рвало на части от предчувствия беды. Я должен был поскорее увидеть Дану.
На парковку влетел с недопустимой скоростью. С громким визгом шин затормозил у подъезда и бросился внутрь. Лифта не ждал, рванул по лестнице, прокручивая в голове все возможные варианты развития событий.
Как много было этих «или». Вот только к букету цветов на лестничной клетке я не был готов. А еще к Богдане, с уютным спокойствием разгуливающей по квартире.
— Герман что случилось?
В ее взгляде вспыхнула обеспокоенность. Я сжимал в руке букет, который нашел на лестнице, и когда Богдана его заметила, то в ее взгляде отчетливо отразился испуг.
Мы оба молчали. Странная, невидимая преграда, словно стена, мгновенно выросла между нами.
Я не мог сказать ей прямо, что знаю о Давиде и его визите. А она почему-то не спешила мне о нем рассказывать.