Приручение. 2. Исцелю тебя
Шрифт:
Расхаживая по комнате, то и дело прокручивала случившееся в голове. Искала выход. Безрезультатно. Теряла надежду с каждой проведенной без Германа секундой. И знала, что признаваться ему о приходе Давида, его условиях и моем решении — не стану.
Стоя у окна на кухне и покачивая коляску, словно на автомате, переводила дыхание. Мандраж не проходил, лишь сильнее сводил судорогой пальцы, которыми я отчаянно цеплялась за ручку коляски.
Даже в абсолютной тишине комнаты, я не сразу заметила, как пришел Герман. Подошел ко мне со спины и привычно уткнулся носом
Волнение поднялось в груди новой тяжелой волной. Я закусила губу, чувствуя, как меня начинало трясти. От его участия, от моей беспомощности и нерешительности.
— Я соскучился, — прошелестело его горячее признание возле моего уха.
Но мое беспокойство не укрылось от Германа, даже когда я ответила короткое:
— Я тоже.
Он плавно развернул меня к себе лицом. Провел пальцем по морщинкам, что упрямо пролегли между бровей. С самого первого дня нашего знакомства он подметил мою привычку — хмуриться каждый раз, когда надо мной брала верх тревога.
— Что-то случилось? — испытующе заглянул в глаза. — Дана?
Его голос опустился до хриплого, встревоженного шепота. Жгучий карий взгляд заметался по моему лицу, в поисках ответов. Так смотреть, практически в самую душу, умел только Герман. Мне вновь пришлось соврать, натянув фальшивую улыбку.
— Все в порядке. Просто немного устала и чувствую себя неважно. Надеюсь, ничего серьезного, — шумно сглотнула, изворачиваться и лгать выходило все сложнее. — Не хотелось бы разболеться и заразить Марка…
Теплые губы заботливо тронули мой лоб, спеша определить отсутствие жара.
— Температуры нет, — с уверенностью заверил Герман. — Прости, что задержался, — виновато начал он, хотя я не считала его ни в чем виноватым. — И так внезапно бросил вас одних почти на целый день.
Герман аккуратно присел на стул и притянул меня за руку, побуждая сесть на его колени. Я устало уронила голову на широкое плечо. С силой зажмурилась, лишь бы не разреветься снова и не выдать себя.
Ладонь Германа успокаивающе прошлась по моим волосам, скользнула по спине и замерла между лопаток. Я почувствовала себя еще более паршиво.
Разве я смогу отказаться от него? Уйти к Давиду, пусть даже ради спасения самого Германа?
— Ты ни в чем не виноват, — выдохнула куда-то в сильную шею и не удержавшись, коснулась ее почти невесомым, благодарным поцелуем. — Если только совсем чуть-чуть виноват в своей идеальности. На фоне, которой я кажусь..
— Нет. Ты недооцениваешь себя и зря идеализируешь меня, — тихо перебил Герман и потянулся рукой к коляске.
Начал мерно ее покачивать, стараясь успокоить захныкавшего Марка.
Я же не могла усидеть на месте. Вскочила на ноги и отпрянула в сторону. Я не разделяла мнения Германа, ведь для меня он был самым настоящим идеальным мужчиной. За которым, как за каменной стеной. А я всего лишь та, кто имела страшное прошлое, которое теперь ложилось тенью на Германа.
— Платье готово? — неожиданно прошептал он, наконец укачав Марка.
— Сегодня
Во рту сушило от напряжения и я сделала несколько жадных глотков, осушив стакан почти наполовину. Нервы вновь натянулись, как титева.
— А давай просто распишемся? — несмело заговорил Герман. — Поедем завтра в ЗАГС, поставим в паспорта печати и сразу получим на Марка свидетельство о рождение. В графе отец буду указан я. Если ты не против…
— Разве так можно? — тихо прошелестела вновь пересохшими губами.
— Можно, — дернул уголком губ в мечтательной улыбке, но тут же снова сжал их. — Просто скажи мне да и я все устрою. Дана, мы станем семьей. У Марка будет отчество…
Каждым словом Герман рвал мне душу на части. Еще утром до прихода Давида я была уверена, что брак с Германом гарантия. А сейчас я понимала, что эта гарантия вдребезги разбилась условиями Давида.
Как я могла противостоять тому, кто уже однажды сломал мою жизнь?! А сейчас грозился за непослушание сломать того, кто мне был дорог.
Марк вел себя беспокойно весь оставшийся день. Наверняка чувствовал мое беспокойство или приход Давида на него так подействовал.
Герман больше не поднимал тему скоропостижного брака, все свое внимание сосредоточив на Марке. Лишь иногда он смотрел на меня с деланным воодушевлением, словно его совсем не беспокоила моя замкнутость. А еще Герман поспешно отлучался в свою старую комнату, как только слышал телефонный звонок. Я не знала, с кем он разговаривает, но мужчина явно не желал меня посвящать в какую-то часть своей жизни.
Сын успокоился только к позднему вечеру. Его беспокоили колики, и мы по очереди с Германом носили его на руках и гладили животик. Когда он все-таки уснул, я судорожно выдохнула и на цыпочках отступила от кроватки.
Герман сидел в кресле. Протянул руку, подзывая меня к себе и я с радостью устроилась на его коленях.
Он обнял меня, а я положила голову на его плечо. Мы дышали синхронно. Горячий воздух обволакивал нас трепетом и вместе с тем моей нервозностью. Герман не мог видеть моего лица, и сейчас меня радовал этот факт. Я чувствовала себя мерзко. Но еще больше, я не хотела поступать мерзко. Рассказывать Герману о приходе Давида и о его угрозах, было верхом эгоизма. Я просто устала, быть вечной проблемой для своего мужчины. Он делал для меня все. А я словно делала все, для того чтобы его расстроить.
Герман покрепче обнял меня, сомкнув пальцы на талии. Потом его хватка ослабла и он потянулся к резинке на моих волосах. Снял ее, и я почувствовала как локоны тяжелым каскадом, рассыпались по плечам.
— Ты скажешь мне «да»? — с придыханием прошептал Герман, зарываясь носом в моих волосах. Громко вдохнул и выдохнул. — Я знаю, ты уже согласилась стать моей женой, но теперь должна принять предложение сделать это завтра.
Я молчала. Наслаждаясь каждым прикосновением мужчины, пыталась выстроить в голове план дальнейших действий. Или планы.